Картер поставил пустую чашку.

— Пожалуй, схожу-ка я на второй этаж, — сказал он, вставая на ноги.

— Я с вами. — Танзи вскочила, наверное, радуясь поводу положить конец воспоминаниям детства.

Они поднялись по широкой лестнице и остановились у витража.

— Правда, замечательно? — спросила Танзи. — А здесь… — она показала на заколоченное окно напротив, — был витраж «Иаиль и Сисара»,[2]но года два назад, как-то ночью, в грозу, на дереве обломилась ветка и разбила окно. Я до сих пор отлично помню витраж. Сисара спит, а Иаиль подкрадывается к нему с колом от шатра и молотом. Мне, правда, всегда больше нравилась бедная Иезавель, а вот Гэри предпочитал Сисару. Он очень горевал, когда витраж разбился; сразу прибежал сюда и даже попытался склеить кусочки, а когда ничего не получилось, заколотил окно.

— Странно, что хозяева усадьбы выбрали столь… странные сюжеты для витражей, — заметил Картер, думая, что Гэри Колли не очень-то искусный плотник. Разбитое окно он заколотил точно так же, как, наверное, заколачивал дыру в изгороди свинарника, о которой он рассказывал Джесс. — Здесь бы органично смотрелся витраж с изображением найденного в «Балаклаве» покойника…

Танзи дернулась, и Картер сразу пожалел о своих словах. Должно быть, девушку очень огорчало недавнее происшествие. Она быстро зашагала по коридору. Картер последовал за ней. Они по очереди заглядывали во все комнаты. В спальне, где устраивали свидания Паскаль и Рози, Танзи остановилась. Потом распахнула дверь, и они оба заглянули внутрь.

— Кто-то бывал в этой комнате, да? А бедный дядя Монти ничего не знал, — приглушенно сказала Танзи. — Нам рассказала ваш инспектор Кемпбелл. — Она огляделась по сторонам. — Сразу видно, что здесь кто-то неплохо устроился.

— Да, в этой комнате бывали.

— Вы знаете кто? — спросила она с прежним недовольным выражением.

— Да, знаем, — осторожно ответил Картер. — Но считаем, что это… не имеет отношения к… недавним событиям.

— Ну и что? — вскинулась Танзи. — Кто бы сюда ни влез, они не имели на то права!

— Верно, не имели. Но ваш дядюшка не имел обыкновения, уходя, запирать парадную дверь. Счастье, что в «Балаклаву» не влезли вандалы или воры. Те, кто тайком приходил сюда, хотя бы прибирали за собой.

— Их это не извиняет! — Танзи не желала слышать никаких оправданий.

Картер подумал: если она узнает, что комнатой пользовался Себ Паскаль, она наверняка помчится на заправку и набросится на незадачливого владельца. Наверное, и миссис Снеддон тоже достанется. Рози не спасут даже воспоминания детства и кексы с разноцветной глазурью.

Сейчас рядом с Танзи находился Картер, и она, за неимением другого слушателя, решила напуститься на него.

— Вы обязаны сообщить нам, кто здесь бывал. Разве они не нарушили закон? Вы знаете, кто они, так почему вы ничего не предпримете? Их надо арестовать!

— В свое время мы обязательно сообщим владельцу, мистеру Бикерстафу, кто без спросу проникал в его дом, — решительно ответил Картер. — Будут ли предприняты в отношении нарушителей какие-либо действия, а если будут, то какие, зависит только от него, домовладельца. Он обычно, уходя из дому, не запирал входную дверь, так что ни о каком взломе не может быть и речи. В вандализме их тоже обвинить нельзя. Поскольку из дома ничего не пропало, их нельзя обвинить и в краже.

Танзи ощетинилась и открыла было рот, но Картер невозмутимо продолжал:

— Таким образом, нарушителям можно предъявить лишь незаконное проникновение на чужую территорию, а такие дела разбираются в административном порядке, а не в уголовном суде.

— Хотите сказать, что полиция не видит ничего страшного в том, что кто-то влезал в «Балаклаву» и пользовался спальней? — надменно спросила Танзи, с трудом преодолев недоверие.

— Вовсе нет. Просто подобные дела бывает трудно довести до суда. Мистер Бикерстаф не ссорился с теми, кто тайком бывал у него в спальне. Никто никому не угрожал, никто не применял насилия. И даже если бы речь шла об угрозе насильственных действий…

Услышав юридическую терминологию, Танзи досадливо поморщилась и решительно заявила:

— Моя мать с ними разберется!

Картер и сам предупредил Паскаля о такой возможности, но сейчас ничего не сказал. Пусть Танзи думает, что последнее слово осталось за ней.

Они вернулись на первый этаж.

— Пойду прогуляюсь по саду, — сказал Картер.

Танзи снова пошла с ним, хотя, по правде сказать, суперинтендент предпочел бы обследовать сад в одиночестве. Может, прямо сказать ей об этом? С другой стороны, Танзи могла бы сыграть роль проводника — Картер сразу понял, что без проводника он не обойдется.

— Ух ты! — воскликнул он, увидев сплошную массу переплетенных ветвей. — Пожалуй, чтобы пройти, придется рубить ветки мачете!

— Здесь есть тропинка… — Танзи решительно зашагала вперед, отодвигая ветви в сторону.

Действительно, Картер увидел под ногами остатки дорожки, когда-то вымощенной кирпичом. Раньше над дорожкой была устроена крытая аллея из вьющихся растений, но она давно сгнила и обвалилась. Лишь кое-где виднелись замшелые отростки. Определить, где были клумбы, уже не представлялось возможным. На бывшие газоны смутно указывали пятна грязного дерна, которые вели неравную борьбу с окружавшим их со всех сторон бурьяном. На краю одного такого бывшего газона Картер заметил свежий след от мужского ботинка. Монти? А может, Тейлор ступил сюда, когда бродил по саду? Но, если следы уже были здесь в день обыска, эксперты бы наверняка обратили на них внимание… Хотя след мог оставить и кто-то из криминалистов.

Танзи вдруг испуганно вскрикнула, Картер, поднял голову и сам невольно вздрогнул, увидев, что на них из листвы смотрит чья-то ухмыляющаяся физиономия. Потом он понял, что физиономия принадлежит статуе, которая попала в ловушку из переплетенных ветвей. Покрытая мхом, словно струпьями, бородатая голова злорадно ухмылялась.

— Это же бедный старый Пан! — воскликнула Танзи, смущенно усмехнувшись. — Совсем забыла о нем. Значит, он по-прежнему на своем месте… В саду есть и другие статуи, но теперь их, наверное, совсем не видно — как и беднягу Пана.

— Садовая скульптура, особенно Викторианской эпохи, сейчас стоит немалых денег, — заметил Картер.

Он сразу понял, что ошибся. Танзи возмущенно напустилась на него:

— Ну почему все обязательно должно измеряться деньгами? Дядя Монти ни за что не продал бы ни Пана, ни другие статуи. И я бы их не продала! Они должны оставаться здесь. Теперь люди стали… просто ужасными. На все навешивают бирку с ценой… Противно!