— Вот Египетский Зал, — послышался негромкий голос Ноа.

Здание оказалось высоким, с красивой каменной резьбой на фасаде, из которой выделялся крылатый скарабей над большим прямоугольным окном. Вывеска над входом гласила: «Египетский Зал, музей и зал собраний». Чуть дальше по улице, на южной стороне Пиккадилли, виднелся массивный фасад знаменитого магазина Фортнума и Мейсона, а с другой стороны — впечатляющее здание Королевского Института Акварельной Живописи. С севера площадь замыкала Берлингтонская аркада, вдоль которой спешили по домам респектабельные покупатели. Магазины закрывались на ночь, и площадь, начиная от Берлингтон-Хаус-Мэншн, быстро погружалась в темноту. Мимо грохотали по мостовой дорогие кареты, запряженные лоснящимися, ухоженными лошадьми. По тротуарам разгуливали состоятельные джентльмены. В полумраке поблескивали серебряные набалдашники тростей, тяжелые золотые часы. Дамы щеголяли шелками и меховыми боа на пышных бюстах, на модных шляпках покачивались страусовые перья, дорогие муфты из лисы, норки или соболя защищали руки от холода. В этом мире знати Джина в своем шерстяном костюме ощущала себя жалкой самозванкой.

Впрочем, скоро они уже входили в Египетский Зал по купленным Ноа билетам на лекцию и выставку. Последняя состояла из коллекций натуралиста и антиквара Уильяма Боллока, купившего этот зал в 1812 году. Выцветшая фотография генерала Тома Тумба, знаменитого американского карлика, висела на стене у входа. В вестибюле стояли, беседуя, джентльмены, среди которых виднелось несколько отважных и любопытных леди. Плакат с объявлением о сегодняшней лекции приглашал их в зал собраний, где уже собралось немало народа. Постепенно тревога сменилась у Джины интересом, и она начала вникать в разговоры соседей. Она внимательно вглядывалась в лица, но не увидела среди них ни одного, напоминающего человека, который пытался убить ее перед Королевской Оперой. Потом сверилась с массивными серебряными часами, приобретенными утром, и нахмурилась. Лекции полагалось уже начинаться…

— Где, черт подери, Лахли? — возмущался сидевший за ее спиной джентльмен. — Опаздывать не в его стиле.

— Возможно, — отозвался другой, вальяжный голос, — он слишком занят той потрясающей красоткой, которую поселил у себя неделю назад? Если бы я спас такую же красивую девицу и привел к себе домой, я бы тоже забыл бы о многом, не так ли?

— На какие это аморальные связи вы намекаете, Кроули? И чьи? Доктора Лахли? — Голос, в котором явственно слышался ирландский акцент, кипел от гнева.

Джина обернулась и увидела, что к разговору прислушиваются и другие джентльмены. Первый собеседник — тот, кого назвали Кроули, — пожал плечами.

— Мужчины есть мужчины, только и всего. Я не сомневаюсь в добрых намерениях доктора, помогающего бедняжке. Но, право же, это очаровательное создание, пусть даже не совсем в себе. В конце концов, так легко воспользоваться своим преимуществом перед попавшей в беду леди.

Второй, совсем молодой, испепелил Кроули взглядом.

— Вы, сэр, ведете себя недостойно! В Дублине вас бы публично ославили за такие высказывания.

— Спокойно, Йетс, — вмешался еще один молодой человек. — Кроули известен привычкой дразнить людей своими гнусными идеями. Не обращайте на него внимания. Берите пример с нас.

Глаза Кроули блеснули — он явно забавлялся:

— Лишь глупец не обращает внимания на дьявола, сэр. Второй молодой человек пожал плечами.

— Вы можете объявлять себя пророком Антихриста, мистер Кроули, но вы не дьявол. Если, конечно, это не вы зарезали этих несчастных в Ист-Энде? Впрочем, мне кажется, это не в вашем духе. Вы скорее бы отслужили над ними черную мессу.

Несколько прислушивавшихся к их разговору джентльменов ахнули, побледнев от потрясения, но Кроули только улыбнулся.

— Не хотите ли составить мне компанию в следующий — Что? Нет? Жаль. А… вот наконец и Лахли. Джина быстро повернулась к дверям… и дернулась как удара. На долгое, мучительно долгое мгновение стены па завертелись вокруг нее как барабан стиральной маты. Она узнала вошедшего, который тем временем поднимался на высокую кафедру. В прошлый раз, когда она его видела, он целился из пистолета ей в голову и спустил курок. В голове роились мысли, значительную часть которых составлял смысл подслушанного ею разговора. Если это и есть Лахли, и если Лахли удерживает у себя дома молодую даму, то это может быть только Йанира Кассондра!

Доктор Лахли пребывал в сильном возбуждении. Это Джина заметила, стоило комнате остановить свое вращение. Лицо его пылало, а в темных глазах горело такое безумие, что волосы у Джины едва не встали дыбом. Она стиснула руку Ноа.

— Это он!

Детективу пришлось предостерегающе покоситься на нее и тут же схватить Маркуса за руку, чтобы силой удержать на месте. Муж Йаниры, сжав кулаки, рвался вперед.

— Не здесь! — Шепот Ноа звучал едва слышно, но повелительно. — Мы подождем до конца лекции. А потом проводим его до дома.

Маркус, взгляд которого тоже сделался слегка безумным, свирепо покосился на Ноа, потом огляделся по сторонам, на полный свидетелей зал, и подчинился.

— Очень хорошо, — буркнул Маркус едва слышно. — Но если он плохо обращался с ней, я его убью!

— Я тебе помогу, — шепнула Джина. — Я задолжала этому ублюдку пулю в лоб!

— А ну потише, оба! — перебил обоих шепот Ноа. — И ради Бога, сядьте: лекция начинается.

Джина огляделась по сторонам и обнаружила, что сидит рядом с молодым ирландцем с пылающим взором, м-ром Йетсом. Это имя было ей знакомо когда-то давно, в прошлой жизни, она никак не могла вспомнить откуда. Йетс свирепо смотрел на сидевшего через проход от него Кроули. Тот в свою очередь спокойно слушал начавшуюся лекцию, не обращая внимания на свирепые взгляды ирландца. Джина сидела, углубившись в собственные размышления, и почти не слушала того, что говорил Лахли.

Она встрепенулась только тогда, когда приятель Йетса, темноволосый ирландец, удивленно повернулся к своему другу.

— Что это с ним сегодня? Я никогда не слышал подобного вздора. Он несет черт знает что.

— Ей-богу, не знаю, — отозвался Йетс. — Я тоже никогда не видел доктора Лахли в таком состоянии.

Джина нахмурилась и более внимательно вслушалась в то, что говорил Лахли.

— …писатели классицизма известны своей склонностью путать все кельто-галльское со всем германским. Я бывал в Германии, в Венгрии и в северных странах. Коллекционирование черепов-трофеев… обычай пить из них… использование дубов для кровавых обрядов… — Взгляд Лахли был безумен; руки, вцепившиеся в края кафедры, дрожали; Он с заметным усилием стряхнул какую-то жуткую мысль и откашлялся. — Эти жертвоприношения… да, природа этих жертвоприношений последовательно искажалась древнеримскими писателями. Они приписывали человеческие жертвоприношения древним кельтам, в то время когда подобные обряды более присущи их непримиримым и кровожадным северным соседям. Не стоит забывать, эти германские племена причиняли Цезарю значительные неудобства. А германские обряды и обычаи эпохи викингов, надо заметить, включали в себя такие варварские ритуалы, как, например, «кровавый орел». Победитель вырезал у еще живой жертвы легкие и расправлял на спине наподобие орлиных крыльев…