По сведениям дневника Сапеги, только за три декабрьских дня были убиты 325 защитников монастыря. Тяжело раненных в боях и на вылазках ратных людей архимандрит Иоасаф и другие троицкие власти постригали в монахи и причащали.

Динамика боевых столкновений, согласно «Выписи вылазкам», в период с октября 1608 года по февраль 1609‐го такова:

Силы «троицких сидельцев» постепенно таяли, а помощи не было. Сапежинцы начали охоту на тех, кто выходил за водой (в обители замерз водопровод) и дровами, и положение осажденных резко ухудшилось. Внутри монастыря сожгли большинство деревянных построек, забили весь скот и многих боевых лошадей. С наступлением зимы начались повальные болезни от голода и холода. Самой страшной напастью оказалась цинга, при которой отнимались ноги.

Далеко не все защитники монастыря оказались способны выдержать жестокие испытания, некоторые бежали в стан неприятеля. Начались конфликты между начальствующими, посыпались взаимные обвинения в измене. По приказу князя Долгорукова был схвачен монастырский казначей Иосиф Девочкин. Воевода велел его пытать, что вызвало возмущение архимандрита и братии. Долгоруков писал в Москву Авраамию Палицыну, что монахи «после Осифова дела всякую смуту начали и мир возмутили». За казначея вступились архимандрит Иоасаф и королева старица Марфа Владимировна, племянница Ивана Грозного. Когда же казначей скончался, его с честью погребли в обители. Однако часть монастырской братии приняла сторону князя Григория. Вражда установилась также между Долгоруковым и вторым воеводой, Голохвастовым, страдавшим от цинги. «Смуты, государь, у нас творятся великие», – писал старец Симеон келарю Авраамию Палицыну в Москву, заключая этим свой рассказ о том, что в обители «миром всем неведомо про што» убили некоего Митю…

Не только в измене, но и в несправедливости обвиняли друг друга «троицкие сидельцы». Стрельцы и монастырские слуги жаловались царю Василию, что не получают достаточно «корма», монастырские власти, в свою очередь, обвиняли их в жадности и непослушании. Тяжко было раненым, которые не получали должного ухода и питания. «А иные, государь, мы, холопи твои, лежим ранены, а от лечения и на зелье дати нечево ж», – жаловались они государю. Более-менее справедливое распределение припасов ввел в осажденной обители только воевода Давыд Васильевич Жеребцов, прорвавшийся в монастырь уже в конце осады и взявший на себя заботу об обеспечении нуждающихся. По его распоряжению больным и раненым стали давать «на всяк день: из хлебни мяхкой хлеб, да ис поварни шти да каша брацкая, а из келарские по звену рыбы на день человеку». Однако к тому времени большинство защитников монастыря уже умерли от ран, болезней и истощения.

Об измене (мнимой или реальной) сообщает и письмо несчастной царевны Ксении Годуновой, в иночестве Ольги, находившейся вместе с другими монахинями в осаде, адресованное ее тетке княгине Домне Ноготковой:

И я у Живоначалные Троицы в осаде, марта по 29 день, в своих бедах чуть жива, конечно (смертельно. – С. Ш.) болна; и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти, потому что у нас в осаде шатость и измена великая. Да у нас же, за грех за наш, моровая поветрея: всяких людей изняли скорби великия смертныя, на всякий день хоронят мертвых человек по двадцати и по тридцати и болши; а которые людя посяместо ходят, и те собою не владеют, все обезножили.

Зимой цинга ежедневно уносила по 10 человек, весной – 20–30, а в мае число смертей доходило до 100. Люди умирали в страшных мучениях, «распухневаху от ног даже и до главы; и зубы тем исторгахуся…» Осажденным было некуда деваться: «…внеюду – мечь, внутрь же юду – смерть. И не ведуще же, что сотворити: или мертвых погребати, или стен градских соблюдати…»

В мае 1609 года из монастыря перебежал в лагерь Сапеги крестьянин Иван Дмитриев. Его «роспросные речи» являются ярким свидетельством не только катастрофического положения осажденных, но и их стойкости, несмотря на потери, болезни и внутренние конфликты:

А дума и мысль у воевод, которые сидят в монастыре: кому Москва здастся – тому и монастырь, а на вылоску не выходят часто для тово, что все больны, а болезнь цынга, а ничем собе ноги нихто не емлет. А воевода Олексей Голохвастов неможет – ноги у нево отнелися цынгою. А из дворян многож неможет, и стригутца в чернецы и помирают, а хто имянем и того не ведает <…> А стрельцов нету и двадцати, и те все не могут. А воинских людей боярских сто з два. А казаков, которые пришли с Сухим Останковым, и тех осталось всего сорок, а те все померли <…> А пороху и запасу, сказывают много (слышал своеи братьи), а сам про все подлинно не ведает <…> А мор великой: на худой день похоронят человек пятьдесят, а на иной – положат и сто. А лошади де мрут же, потому что сена нету. А старых братьев осталось всево братов сорок, а те все померли.

Письмо из осажденного монастыря Соломониды Ржевской, служительницы старицы Ольги, сообщает, что к июлю 1609 года мор утих, а в живых осталось не более трети осажденных. Всего же за время осады в боях, от ран и своей смертью умерли, согласно Авраамию Палицыну, 2125 человек, «кроме женска полу и недорослей и маломощных и старых».

Обессилевшие защитники обители представлялись Сапеге легкой добычей. В конце июня 1609 года он собрал около 3 тысяч солдат и до 5 тысяч даточных людей, и предпринял штурм монастыря. Но троицкие пушкари умелыми выстрелами расстроили ряды нападавших. Сапежинцы понесли большие потери во время штурма и последовавшей за ним вылазки осажденных. Даточные люди, да и многие дворяне, служившие в войске Сапеги, разбежались, видя в этом поражении небесное наказание нечестивцам, посягнувшим на святыню. Разъяренный гетман, пополнив свое войско до 12 тысяч, ночью 28 июля бросил эту громаду людей на монастырские стены. Казалось, гибель монастыря неминуема, но осажденных спасло чудо: в темноте отряды тушинцев смешались, возникла неразбериха, и, приняв своих за врагов, иноземцы бросились на русских. Под стенами монастыря развернулась кровавая сеча, атака захлебнулась, а войско Сапеги понесло большие потери.

«Мы рассчитывали вместе с Сапегой, а значит с большими силами, пойти на Скопина, но вместо этого только потеряли людей, загубив их на штурмах», – вспоминали участники осады. Защитники обители, напротив, усмотрели в этом яркое свидетельство того, что Господь помогает верным в борьбе против иноземцев и «воров». Вдохновленные успехом, они совершили успешную вылазку и захватили стадо