Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прародительница Кэт рассказывала эту историю до того искренне и трогательно, что покорила сердца королевской четы, и Король с Королевой разрыдались. Они так плакали, что затопили тронный зал, а потом слезы выплеснулись вниз, на скалы – так и возникла Черепашья Бухта.
Растроганная Королева пожаловала девушке имение и титул Маркизы.
С тех пор удивительный дар рассказчика передавался из поколения в поколение детям, подраставшим в имении Черепашьей Бухты, и они развлекали бесчисленных королей и королев, сменявших друг друга на троне. Отец Кэт не был исключением. Когда Кэт была еще совсем маленькой, отец каждый вечер рассказывал ей перед сном разные истории. То были рассказы о далеких землях и невероятных существах, в них встречались отважные герои, приключения и счастливый конец. Подрастая, Кэт пыталась подражать отцу. Сначала она рассказывала сказки куклам, садовнику мистеру Улитке и его жене, потом Чеширскому коту. Кэт была уверена, что пойдет по следам отца и тоже станет прекрасной рассказчицей, как все в ее роду.
Когда она впервые рассказала сказку отцу, он заплакал. Не потому, что история была грустной, а потому что рассказчик из Кэт вышел просто отвратительный.
Два долгих года она страдала от мысли о своей бездарности, пока однажды утром не зашла на кухню, где кухарка пекла сладкий пирог с бататом. Тогда-то Кэт и захватила новая страсть.
– …слух о Маркизе Пинкертон, да будет земля ей воздушным кексом, – вещал со сцены отец, и его голос то взлетал, то опадал, как морская волна, ведя за собой восхищенных слушателей, – прошел по всей земле Червонной. Люди и прочие существа приходили отовсюду послушать рассказ Маркизы о черепахе и омаре. Об их запретной любви. О паре, у которой не было будущего. О любви, которая навеки помирила всех живущих на суше и на море.
Кэтрин огляделась. Ничего удивительного, что у всех вокруг на глазах блестели слезы. В детстве она так часто плакала над этой историей, что иногда, даже просто услышав слово «омар», чувствовала, что глаза у нее на мокром месте.
Но только не сегодня. Сегодня, услышав слово «омар», она вспоминала, что вот-вот начнется танец, открывающий праздник. И от этого ее беспокойство только усиливалось.
– Жители королевства прибывали отовсюду, – рассказывал отец, – и те, кто слышал изумительный рассказ Маркизы, чувствовали, что эта история роднит их, и они больше не чужие друг другу. А ближе к ночи на берегу Черепашьей Бухты начиналось веселье. Каждую ночь все пели и плясали, пировали и устраивали фейерверки! Все делились друг с другом угощением и историями – так зарождалась великая дружба.
За спиной у Кэт кто-то шумно высморкался, и она оглянулась. Вот так сюрприз – там, стоял тот самый Черепах, которого она видела на чаепитии у Шляп Ника. На голове у него был все тот же котелок с зеленой шелковой лентой. Слезы ручьями текли у него из глаз.
Кэт достала из сумочки носовой платок и протянула юноше. Тот, поблагодарив, поспешно втянул голову в панцирь, так что снаружи остался только котелок. Вскоре откуда-то изнутри раздался трубный звук прочищаемого носа.
Кэтрин хотелось наклониться к нему, шепнуть, как она рада, что в ту ночь он благополучно добрался до Перекрестий и остался живым и невредимым, но передумала. Он и так уже взволнован, решила она, ни к чему напоминать ему о подобных кошмарах.
– Шли годы, – продолжал отец, – и Маркиза решила сделать собрания на пляжах Черепашьей Бухты официальным праздником. В этот день всех обитателей Червонного королевства приглашали вспомнить двух таких разных существ, и о радости, которую их любовь принесла королевству.
Когда Маркиз закончил, слушатели разразились овациями. Черепах вновь вынырнул и хотел вернуть Кэтрин ее платок, но она предложила ему оставить его себе – на случай, если снова понадобится.
При мысли о том, что сейчас последует, в горле у Кэт пересохло, как в пустыне. Она попробовала глубоко дышать, чтобы хоть немного успокоиться.
– А теперь – первый танец дня, кадриль омаров! И я счастлив представить вам мою радость, мой свет – возлюбленную дочь мою, Кэтрин.
Кэт выступила вперед. Вокруг волновалась толпа, но она решительно шла вперед, опустив глаза и не глядя по сторонам. Когда она взошла на сцену, Маркиз поднял руки, призывая к молчанию.
– Прошу освободить пространство для танца! Участники первой кадрили, займите свои места!
Зрители расступились, а морские жители поспешили занять свои места, не дожидаясь приглашения. Оркестр уже разместился на скалах в полной готовности. Оставалось только разогнать медуз – и команда моржей, лихо принявшись за дело, справилась с этим в считанные секунды.
Кэтрин любила праздник и связанную с ним историю, но вот эту традицию ненавидела всей душой. Матушка навязала почетную обязанность дочери, когда той было всего одиннадцать, и сейчас, как и каждый год, Кэт и ее партнер были единственными людьми среди тюленей, крабов и дельфинов.
Не то чтобы Кэтрин не любила танцы – просто ей было неприятно быть первой. Ей не нравилось, что все на нее смотрят и оценивают ее. Каждый раз она боялась, что то у нее что-нибудь не получится, что вот еще одна фигура – и позор неминуем. Она до сих пор помнила, как в первый год у нее от волнения крутило желудок. Как взмокли ладони, хотя погода стояла холодная. И с каждым годом становилось только хуже – особенно, когда она подросла. Раньше ее партнеры – любезные пожилые придворные – относились к ней, как к маленькой девочке, и с добрым смехом вертели ее и подбрасывали в воздух. Теперь же танцевать приходилось с заикающимися от смущения кандидатами в ухажеры.
На песке уже оставалось не больше горстки медуз, когда кто-то легонько пощекотал Кэт запястье.
Она вздрогнула и обернулась, но Джокер уже отошел и сосредоточенно натягивал черные перчатки.
– Добрый день, леди Пинкертон, – будничным голосом поздоровался он. На нем была его обычная черная куртка, а грим немного изменился: теперь из уголков его обведенных углем глаз капали, как слезы, черные сердца. Если бы не еле заметный румянец на его щеках, Кэт подумала бы, что никакого прикосновения не было, а ей только показалось… Но ведь руку до сих пор покалывало.
– Добрый день, господин Шут, – и она вдруг задохнулась.
Уголки губ Джокера чуть приподнялись, он посмотрел ей в глаза и тут же перевел взгляд на шляпку в виде пирожного.
– Вижу, вы побывали у Шляп Ника.
– Он очень талантлив. – Кэт дотронулась до шляпки, которая все больше нравилась ей, такая она была легкая и так удобно сидела на голове.
– Безусловно. Он и сам так думает. – Джокер вздохнул, и Кэт заметила, что он с тревогой поглядывает на ее головной убор. – Он рассказал о ее свойствах? Что она делает?
– Шляпка? Не думаю, что она может что-то делать. – Кэт нагнула голову, но шляпка сидела крепко и не думала соскакивать. – Разве что вы научите меня фокусу с Белым Кроликом.
Шут едва заметно покачал головой.