litbaza книги онлайнСовременная прозаПосле прочтения уничтожить. Пособие для городского партизана - Алексей Цветков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 90
Перейти на страницу:

На суде лидер «недочеловеков» так ответил на вопрос о концертной и студийной деятельности последнего года: «Иногда вы могли слышать взрывы, в остальном мы вели себя тихо».

Такой ответ и такая, не играющая, группа всем тут нравились. Идеи ненасилия окончательно из употребления вышли. «Что-то вас до хуя, надо бы прорядить», — как напишет мой знакомый поэт Рафиев. Такие наступили настроения. И вот клуб стали выселять. ЖЭК, уставший от шума во дворе, пообещал подвал в аренду некоему акционерному обществу, которое наверняка все дела свои делает негромко. Как тут не забаррикадироваться? Делать это решили внутри, заварив дверь, красиво замотав всё цепями и героически питаясь там супом из пакетиков и всякой экологичной пищей, типа соевой колбасы, пока снаружи группа поддержки будет устраивать паблисити и стоять на шухере. Кто-то предложил использовать для баррикады подступов «болгар», сложенных в ящики у входа. Это были здоровенные потемневшие ящики с жестяными углами, полные человечьих скелетов. Если любопытный новичок спрашивал бывалого или хозяйку клуба Лану: «Зачем они тут?», ему успокоительно отвечали: «Да это же болгары…» Ничего другого об этом кладбище известно не было. Иногда, в угаре, несознательный панк раскачивал доску, просовывал руку и вытаскивал оттуда череп. Атеисты делали из них дома пепельницы, а мистическая ветвь собиралась использовать для стремных ритуалов, поднимающих личный рейтинг. Во-первых, я не курил, а во-вторых, в магии считал себя профаном и, значит, на чужие черепа не заглядывался, в ящики к «болгарам» не лазил. После дискуссии их решили не использовать в борьбе за клуб. Могли возникнуть дополнительные «траблы», например, с прессой, неправильные ассоциации и вопросы не по делу.

Ночь перед блокадой клуба решили провести на улице. Была у нас такая практика: обязательно, в любую погоду, одну ночь в неделю не ночевать дома, а проводить на воздухе и вместе. С собой термос с чаем и подводный фонарь. «Исчезающие птицы мира» – вздыхало полотно на дарвиновском музее. Проплывали вдали ночные троллейбусы, пустые и без остановок. Мы танцевали под деревьями вокруг нашего фонаря, целились ногами в свои тени. Елькин пригласил дерево, как даму, и, взяв его за ветви, пробовал изображать парный танец. Из большого китайского магнитофона у нас под ногами пел Кёртис про подводную лодку, умевшую плавать только вниз. Такие песни напоминали, как я ребёнком по ночам помогал маме на фабрике овсяного печенья. Зарплаты дворника ей не хватало на нас двоих и она, забрав меня из сада, торопилась вечерами «халтурить» на фабрику. Сколько упрячешь теплых сладких кружков в картонный домик, столько и денег наработал. На самом деле, меня не с кем было оставить, но мама убедила сына, что вместе с ним заработает больше и я старался своими неловкими шестилетними руками. Оно весело хрустело во рту. На фабрике разрешалось лопать, сколько хочешь. Белый и шумный дядя-пекарь, командир горячих черных противней, испёк мне ушастого чебурашку с изюминами-глазами. Это был приз за работу. Мама говорила, мы может быть наработаем столько, что даже сможем поехать летом на море. Когда-нибудь. Но больше всего мне нравилось идти с овсяной фабрики домой. На нас светила луна и фонари, на улицах уже никого не было. Это настоящая ночь и я был счастлив от того, что все дети из моей группы наверняка спят, а у меня такая хорошая работа. Печенье с фабрики разрешалось выносить только в карманах, но у нас на холодильнике скопилась уже целая наволочка. Подсохшее, оно мелко крошилось, а не ломалось на части, и делалось колючим. С тех пор я не ем этих приторных кружочков. Не знаю даже, делают ли их? Может быть, лежит на прилавке, а я не вижу. На море я попал впервые уже подростком, в компании странствующих панков. И ещё, это воспоминание непонятно как объясняет мне самоубийство Кёртиса из «Джой Дивижн».

Пока мой младший товарищ Голованов, забаррикадированный внутри, с отвращением изучал вегетарианскую поваренную книгу, я с другим товарищем — Елькиным нашел на земле (ломать зеленые не имели права) сухую ветку, надел на неё черный флаг и ходил в таком виде по двору, вызывая громкую радость панк-экологов, пивших пиво у входа в нашу неприступную крепость. Телевидение снимало нас, брало у Ланы интервью. Особенно она напирала на то, что в подвале руками неформалов сделан ремонт, а это стоит денег. Часто камера наезжала на Елькина, когда я отдавал ему, побаловаться, флаг. И было почему. Его обычно сразу начинали снимать, на любой акции. Русоволосый, двухметровый и широкий, в тельняшке и бараньем тулупчике, едва наброшенном на плечи, он контрастировал с окружающей тифозной бритостью, чахоточностью, субтильностью, простуженностью, декадансом, бисексуальностью, фенечками, крашеными ирокезами и немытыми дрэдами. Единственной приглянувшейся ему в школьной «Войне и мире» фразой была: «Уже поднималась дубина народной войны».

Но пресса поснимала и уехала. Штурмовать нас никто не торопился. Противоположная сторона, власть в лице ЖЭКа, продавшаяся капиталу, в лице АО, вообще никак не была представлена. Начиналось самое страшное для таких ситуаций: ничего больше не происходило. Требовалось самим расширять пространство борьбы. Чему учил нас товарищ Мао? Система уступает — мы наступаем! Собрав у ног панков пустые бутылочки, я выстроил их поперек въезда во двор. Солнце красиво попадало прямо на них и отбрасывало кружевные причудливости на асфальт. Самый взрослый и идейный здесь Влад спросил меня, что это значит.

— Психоделическая баррикада, — назвал я, завороженный светотенью, понимая, что ответ про стеклотару, построенную в линию, Влада не устроит. Очень обрадованный таким названием, Елькин спросил в упор, потирая руки:

— И это всё?

— Не обязательно, — я не желал разочаровывать товарища, — всё зависит от тебя, вон, смотри, на сарае крыша.

Обрадованный Андрей метнулся к сараю, легко снял сильными руками большую жесть, красиво изогнул её и поставил перед бутылками. Теперь не только он, но и еще несколько человек жадно оглядывались и мысленно взвешивали всё, что видели. Через десять минут это бы кончилось серьезной абракадаброй на пути людей и машин, но тут появилась Лана с криком: «Вы что, офонарели?!» Как хозяйка клуба, она старалась не выражаться, так что для неё это было вполне ругательство. В самом конце девятнадцатого века Ленин полемизировал с Энгельсом про баррикады. Энгельс доказывал, что развитие артиллерии и вообще военной техники лишает уличный завал всякого смысла, а Ленин не соглашался и настаивал на изобретении новых способов. Наш спор с Ланой был гораздо короче и эмоциональнее. Её (и Энгельса) точка зрения победила. Товарищ Елькин, сопя, нехотя приладил крышу сарая на место. Хорошо, что Лана так и не узнала о нашем запасном плане: динитроэтиленгликоль получается из антифриза, роняешь бутылку с малой высоты, детонирует от удара и сильнее тротила на порядок.

Внутреннюю баррикаду в самом подвале разобрали в тот же день. Суп в пакетиках не понадобился. ЖЭК неопределенно затянул конфликт, неделя туда-сюда для акционерного общества оказалась не проблемой.

На следующий день в институте одни беззвучно и насмешливо аплодировали, а другие грустно спрашивали: «Ну ты что, ебанько?» Оказалось, в московских новостях показали нас с флагом и примерно таким комментарием: группа радикальной молодежи захватила подвал в центре Москвы и требует крупную денежную сумму.

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 90
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?