Данил посмотрел на Валентина, тот смолчал, а я сказал твердо:

– О программе – молчок! Какую бы ни выдвинули – все равно найдутся критики, отыщут уязвимости. Вон в восьмой винде и то уже отыскали! А не найдут – придумают. Да и не надо забивать головы никакими программами. Человек сейчас хочет только отдыхать и развлекаться, это раньше у него было время прочитывать программы от начала и до конца, а сейчас достаточно заголовка!

– А какой заголовок?

Они начали вспоминать, я сказал твердо:

– Самый простой и понятный – долой! Лозунг должен быть ясным и зримым с ходу: земля – крестьянам, фабрики – рабочим, ацидофильное молоко – ацидофилам!.. Это еще тогда понимали, когда телевизоров не было, а сейчас все должно быть еще короче и проще… то есть просто «Долой!».

Во взгляде Валентина я видел все растущее уважение. Похоже, впервые ощутил, что мы не только материал для его докторской диссертации, но в самом деле реальная сила, пока еще маскирующаяся под темную лошадку.

За обедом, когда мы жрали пиццу и запивали кто чашками кофе, кто пивом, а кто и вином, он сказал мне проникновенно:

– Вообще-то у нас благородная и нужная для общества роль трикстеров. Они никогда не бывают старыми, это всегда и везде молодежь, что воюет в основном с замшелым старичьем.

Зяма, что ест пиццу, запивая кефиром прямо из пакета, для него и это бунтарство, вякнул:

– Или с теми молодыми, что стоят на старых позициях.

– А старые все, – согласился Валентин, – кто не с нами. Трикстерить или критиковать – это показывать всем, что ты уже личность. Мол, пока не критиковал, был просто пешкой, как сейчас любят говорить, или зомбированным – второе дурацкое словцо, что прочно вошло в лексикон идиотов, а вот щас я критикую все и вся, на все плюю, что значит – разбираюсь во всем. И чем больше плюю и сру, тем выше мой уровень и тем ниже мир, который недостоин меня, уникального.

Я слушал-слушал, наконец сказал раздраженно:

– Не пойму я тебя, Валентин. То ты за нас, клевые идеи подбрасываешь, то вроде издеваешься над самим движением…

Он ахнул, но, как мне показалось по моей нынешней подозрительности, чересчур громко и картинно:

– Я? Да упаси господи! Чур меня, чур!.. Я целиком с вами. Но для полноты картины, чтобы лучше справиться с противником, нужно иногда уметь посмотреть его глазами. Вот я и стараюсь с той стороны взглянуть… Это все для нашей победы! Для великой победы срунов и великого срунства над косным обществом!

Я помолчал, Валентин говорит в самом деле искренне, как будто в нем живут два человека и он выпускает их по очереди, а Данил проворчал:

– Больно умный… Я вот не стану смотреть с их стороны.

– Почему? – полюбопытствовал Валентин.

Данил пожал плечами, буркнул:

– Будто не знаю, что увижу.

Грекор тоже сказал угрюмо:

– Я тоже не понимаю Валентина. Вроде бы с нами, но иногда так зло высмеивает все то, что мы делаем… я даже не знаю, что и думать!

Валентин сказал серьезно:

– А ты не думай. Правда, не думай, отдавайся инстинктам. Инстинкты, брат, мудрые… Человек выжил благодаря инстинктам, а не уму.

– Дык инстинкты тоже… эта… настобурчиваются!

– Все норм, – сказал Валентин успокаивающе. – За настами будущее. Я здесь и с вами! Я верю в нашу победу, в победу настов, победу настизма.

А Зяма пояснил снисходительно:

– Он высмеивает потому, что наст. Наст всегда против всего!

Валентин улыбнулся:

– Абсолютно верно! Наст против всего, даже против настизма. И в этом залог победы настизма! «Все подвергай сомнению», как сказал один великий наст, создавший учение, которое назвали, правда, не настизмом, это слово придумали мы, а его собственным именем… Не буду даже подсказывать, кто этот великий человек.

Я ел и помалкивал, только внимательно слушал да поглядывал на их лица, где, как в ясных и чисто протертых зеркалах, они все с их желаниями, мыслями, побуждениями.

Все они с восторгом читали «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», потому что главный герой – жулик. Все мы в чем-то жулики, если даже всю жизнь от рождения и до смерти живем чинно и правильно: просто жулика ни разу не выпустили на волю, а хочется это делать каждому. А «Приключения бравого солдата Швейка»? И, как говорил Валентин в начале знакомства, все знают верхушку скандинавского пантеона: Один – бог богов, Тор – могучий бог войны, там же благородные Бальдр, Фрейя, Хеймдалль, Улль и прочие, но какую аватарку берет подросток на форумах, в чатах, в баймах! Конечно же, самое массовое не Тор или Один, а Локи – бог мелких подлостей, жульничества, оскорблений, сранья под дверьми в домах богов…

Валентин жевал пиццу медленно и с чувством, словно йог во время медитации, и произнес так же глубокомысленно:

– Срунство – это такой стаз в человеческой психике. Но одни проходят его, оставив на душе шрамы, и превращаются в скучное и правильное имаго, а другие так и остаются в блаженном и ни к чему не обязывающем срунстве. Но так как сейчас жизнь полегче, чем в прошлые века, то детство человека затягивается. Бывает, уже седеть начал, а сам еще пацан пацаном! И все рассуждения детские, все ценности ребяческие, в сорок лет еще следит за трансляцией футбола по жвачнику… Главное же, что особенно ценно для нашего движения, мотивация к действиям все еще попахивает недоразвитостью…

Данил сердито засопел.

– Это как?

Зяма пояснил живо вместо Валентина:

– Это значит, ориентируемся на молодежь, которая еще не достигла пика развития, у которой взлет впереди!

– А-а-а, – сказал Данил, успокаиваясь, – да, мы еще этим старым хрычам покажем.

– И всему старому миру, – сказал толерантно Зяма, который, как я знаю, с дедом в хороших отношениях, в отличие от родителей, и потому его хрычем не считает. – Значит, ты полагаешь, что от простого срунства пора подниматься к элитарному?

– Гм, – сказал Валентин, – там свои сложности…

Я ощутил, что разговор начинает скользить в сторону опасного обрыва, сказал твердо:

– Однако мы не дадим завлечь нас в эту ловушку. Не превратимся в еще одну замкнутую секту, как ею могло бы стать христианство в самом иудействе, если бы Павел не сделал одно-единственное допущение, позволившее вывести христианство на широчайший простор и охватить почти все человечество.

Данил ничего не понял, но сказал с восторгом:

– Мощно задвинул!

– Потому, – сказал я так, словно вколачивал слова подобно гвоздям, – мы сохраним и все простые лозунги и все простое! В том числе примитивные методы и способы самовыражения. Тот же высочайший пример высокого срунства в художестве – это «Черный квадрат» Малевича, в среднем искусстве – митьки и готы, а на самом широком поле самовыражения яркой личности и самобытности человека – именно сруны под дверьми соседей и создатели компьютерных вирусов.