Пашка был огорошен. Он не понимал, почему кошка не убегает. Позже он узнал, что у животного были сломаны все четыре лапы.

Эти трое изуверов были из числа «старшаков» – так называли ребят, которым воспитатели отдавали на перевоспитание самых непослушных, или, как было принято говорить, «трудных» ребят-детдомовцев.

Пашка, увидев страдания бедной кошки, тут же вырвал из старого забора штакетину и бросился в бой.

Об этой драке под окнами пищеблока потом долго вспоминали. Все трое «старшаков» угодили в лазарет, а Пашку в качестве наказания уложили спать не на простыню, а на крапиву. Всю ночь он ворочался, стиснув зубы, но не издал ни единого стона. Утром Пашка отправился к месту вчерашней драки и в мусорном контейнере отыскал уже мертвую кошку. Умерла ли она от ран или позже ее добили, Пашка так и не узнал. В тот день он выбрался с территории детдома через лаз в заборе и зарыл дохлую кошку на склоне холма у реки. Потом долго сидел, смотрел на воду и тихо ревел. Это был первый и единственный случай, когда Пашка Зверев плакал…

– Ты меня слушаешь? – прервала воспоминания Зверева Саша. – Опять думаешь о работе?

Зверев только сейчас понял, что совершенно забыл про работу. Однако Саше он сказал другое:

– Прости, есть немного.

– Может, тогда ты что-нибудь расскажешь?

Рассказывать про события последних дней, связанные с ликвидацией банды Лощеного, Звереву не особо хотелось, поэтому он предложил:

– А знаешь… расскажи мне о своих родителях. Ты ведь никогда мне о них не рассказывала.

Саша рассмеялась:

– Мой отец был суровым человеком. С детских лет он считался лидером в любом коллективе, куда бы ни попал! В школе он был председателем пионерского отряда, в институте – комсоргом, а когда пошел работать на завод, его выбрали парторгом цеха. Наверное, поэтому отец мечтал о сыне. Он просто грезил, как вырастит себе достойную смену. А когда родилась девчонка, был не на шутку разочарован. Может, именно поэтому он и назвал меня Александрой. Александр – это «защитник». Александр – имя настоящих героев: Александр Македонский, Александр Невский, Александр Суворов! Отец редко называл меня Сашей, я для него была исключительно Алексом, только порой, в порыве нежности, он звал меня Шуриком или просто Санькой… Все эти имена подходили исключительно мальчишкам.

Зверев едва не подавился:

– Подожди! Алекс, Шурик и Санька – это ведь и девчачьи имена!

– Можно подумать, ты этого не знал.

– Знал… еще как знал! Прости, мне срочно нужно позвонить.

Он подошел к буфетной стойке и спросил телефон. Администратор вытащила из-за прилавка аппарат. Зверев набрал номер отдела, но трубку никто не взял. Он вернулся за столик.

Саша выглядела взволнованной:

– Что-то случилось?

– Прости! Мне срочно нужно уйти, но мы обязательно еще встретимся на этой неделе.

С этими словами он выскочил из зала. Саша с тревогой посмотрела ему вслед.

* * *

Зверев вбежал в Управление и, перескакивая через две ступеньки, кинулся вверх по лестнице. Войдя в кабинет, он бросился к сейфу, отыскал дело Калинкина и стал судорожно его перелистывать. Отыскав фотографии Калинкина и подпольщиков, он положил их в папку и вышел из кабинета.

Домой, на улицу Гоголя, он возвращался уже в половине одиннадцатого и был ошарашен, заметив в своей комнате свет. Зверев поднялся на этаж, открыл дверь и увидел лежащую на его кровати и курившую сигарету «Кэмел» Катеньку Львову. На ней была полупрозрачная комбинация сиреневого цвета, такого же цвета кружевные трусики, пояс с подвязками и черные нейлоновые чулки.

– Тебе никогда не говорили, что курить в постели опасно? – снимая пиджак, поинтересовался Зверев.

– Ой-ой! Когда это ты стал таким осторожным?

– С недавних пор, а что?

– Ничего! А почему ты не спрашиваешь, как я вошла в квартиру?

– Думаю, что в одну из наших встреч ты сделала слепок с ключа и изготовила дубликат.

– Ты настоящий мент! – фыркнула Катенька. – Как ты догадался?

– Тут не нужно быть догадливым, не ты одна такая умная. Мы это уже проходили.

– Ну надо же, впрочем, хватит дуться. Я соскучилась и хочу ласки.

– А как же муж? Или у вас опять сложный период?

– Димочка уехал в командировку, так что сегодня нам никто не помешает. Посмотри, что я себе купила, – Катенька провела рукой по изгибу бедра. – Это Франция.

– А как же: «Больше ты меня не увидишь!.. Иди к черту! Какая же ты сволочь, Зверев»?

– Какие мы злопамятные! Фу!

Павел прошел в комнату, снял со спинки стула платье и бросил его Катеньке:

– Одевайся и иди домой!

– Я не поняла, ты это всерьез?

– Разумеется, всерьез. Проваливай!

Катенька снова фыркнула, бросила в пепельницу окурок и стала нервно одеваться.

– Это все из-за этой девицы… да?

Зверев вздрогнул:

– Какой еще девицы?

– Которая звонила сюда примерно полчаса назад. Кажется, какая-то Саша. Сказала, что хотела узнать, когда вы с ней можете встретиться.

Зверев почувствовал, как его лоб покрылся холодным потом.

– И что ты ей сказала? – процедил он сквозь зубы.

– Сказала, что не знаю, но уж точно не сегодня.

Зверев сжал кулаки и в отчаянии рухнул в кресло:

– Ну ты…

Катенька с видом победителя гордо вскинула голову и быстро покинула квартиру.

Зверев выкурил сигарету и набрал номер Саши. Та долго не брала трубку, наконец ответила:

– Алло.

– Привет! Не спишь? – Зверев пытался казаться спокойным.

– Не сплю, – ответила она тихо.

– Прости, что бросил тебя… так неловко вышло…

– Ты к ней спешил? – не дав Звереву договорить, спросила Саша.

– Ты о ком?

– К той женщине, которая взяла трубку, когда я позвонила.

– Подожди! Ты все неправильно поняла…

– Я все поняла правильно! – Он впервые услышал в ее голосе стальные нотки. – Сегодня весь вечер ты был какой-то странный. Ты совсем меня не слушал, а потом кому-то позвонил и убежал…

– Я звонил в отдел.

– Прости, но я не верю!

– Я говорю правду! – зло процедил Зверев.

– Я давно уже поняла, что мы разные и не подходим друг другу, так что я больше не стану тебя обременять.

В ее голосе было столько боли и разочарования, что Звереву захотелось крикнуть: «Да, я не такой, каким ты меня считала, но я изменюсь. Ты мне нужна, я не хочу тебя терять!» Надо было срочно вызывать такси и ехать к ней: просить, умолять, говорить добрые и теплые слова, и, может быть, она простит и поймет его. Но вместо этого Зверев придал своему голосу твердость: