Фосс сел на освободившийся стул, еще теплый и влажный после еврея. В задумчивости постучал пальцем по губам. Один из агентов сообщал, что Оливье Меснель отважился покинуть свое убежище, и на этот раз не ради очередного мерзкого свидания в пещерах Монсанту, француз отправился по некоему адресу на Руа-да-Аррабида в районе Ларгу-ду-Рату.

Выйдя из посольства, Фосс огляделся по сторонам. А Кемпф прав: этим мальчишкам-газетчикам еще бы «Таймс» продавать. Пока что он купил «Диариу де нотисиаш» и двинулся под уклон по усыпанным гравием улицам-лесенкам. Свернул на темные каменные ступени Пенсау-Роша и неторопливо прошел во внутренний двор. Записал адрес, вложил его в газету вместе с банкнотой в двадцать эскудо. Вошел в кафе, сел за столик. Посетители, исключительно мужского пола, осторожно следили за ним каждый из-за своей газеты, большинство газет даже не были свежими. Подошел мальчик-официант, босоногий, штаны подвязаны веревкой.

— Приведи Пако, — распорядился Фосс.

Мальчик прошел между столами — из-за газет за ним неотрывно следили чьи-то глаза — и скрылся. Вместо него через несколько минут явился Пако, смуглый приземистый испанец из Галисии, с узкой полоской лба между челкой и бровями и ввалившимися щеками человека, с младенчества привыкшего голодать. Пако был одет в дешевый костюм с застегнутой под горло рубашкой; легкий аромат мочи сопутствовал ему. Он присел за столик напротив Фосса.

— Вы больны? — поинтересовался Фосс.

— Я в порядке.

— Работа нужна?

Испанец пожал плечами, отвел глаза. Хоть что-то заработать, выжить…

— Вот вам газета. В ней адрес. Я хочу знать, что происходит на этой квартире. С собой никого не берите.

Пако на миг прикрыл глаза. У него за спиной кто-то сложил газету, поднялся и вышел.

— Новые лица? — спросил Фосс.

— Только не здесь.

— Где? В Лиссабоне?

— Поговаривают насчет английской девчонки.

— А именно?

— Секретарша в «Шелл». — Глаза Пако помертвели, он засыпал на ходу. — Поселилась в большом доме в Эштуриле.

— И все? — Фосс добавил к газете две пачки сигарет.

— Работает, — последовал лаконичный ответ. Испанец берег силы.

— Откуда это известно?

— Я следил за Уоллисом. — Даже пожимал он не обоими плечами, а только одним. — Думаю, он присматривает за ней.

— Не тяни с делом, — посоветовал ему Фосс напоследок и вышел из кафе.

На короткой подъездной дорожке между воротами посольства и его парадным входом стояло четыре автомобиля. Фосс поднялся на верхний этаж и остановился у широкого окна с видом на перекресток улиц ду-Пау-де-Бандейра и ду-Сакраменту-а-Лапа. Настал обеденный перерыв, распахнулись двери, и отовсюду хлынули на улицу люди — редко доводилось видеть сразу стольких обитателей здания. Кто садился в машины, кто бежал к воротам, теперь распахнутым настежь. Все машины рванули с места одновременно, однако в разных направлениях. Народ запрудил улицы, мальчишки-газетчики размахивали руками, в смятении подавая противоречивые сигналы. Толпа все уплотнялась, спешащие пешеходы ступали на мостовую между машин, чтобы обойти других. Фигуры, только что двигавшиеся как статисты в фильме, внезапно превратились в персонажей фарса и отчаянно поглядывали во все четыре конца расходившихся от перекрестка улиц, гадая, куда же податься. Фосс прошел по опустевшему посольству, спустился по лестнице, и на полпути его перехватил ухмыляющийся Волтерс.

— Нашли, чем их поразвлечь, — сообщил генерал.

Бичем Лазард прислонился к ограждению маленького парома, основного вида транспорта через Тежу. Паром тащил четыре автомобиля и около семидесяти пассажиров. Человек, с которым Лазард хотел встретиться, поднялся на борт у причала Каиш-ду-одре. Лазард следил за ним, когда тот входил на паром, и еще покружил со всех сторон, проверяя, нет ли «хвоста». Все в порядке, он чист.

Паром шел к Касильяшу, все выбрались на палубу, где легче дышалось. Движению парома несколько мешало обилие других судов, пассажирских и транспортных, выстроившихся в очередь возле гавани, а также юрких и мускулистых местных лодчонок, искавших случая подработать. Над рекой висел туман, окутавший вуалью чересчур высоко забравшееся солнце, черный дым парома подкрасил эту вуаль. Из влажной дымки проступила колоннада могучей площади — Праса-ду-Комерсиу — на другой стороне.

Лазард совершил еще один круговой обход и вышел сквозь проем в ограждении к своему «контакту» — то был один из людей, покинувших немецкое посольство с началом обеденного перерыва. Узнав друг друга, Лазард и его «контакт» обменялись одинаковыми с виду кейсами и разошлись. Алмазы попали к Лазарду. Четверть часа спустя он покинул паром и прошел до остановки автобуса в Касильяше, оттуда поехал вдоль южного берега Тежу до деревеньки Капарика, а дальше — к другому причалу паромов, у Порту-Брандау. Прождал полчаса парома и вновь пересек реку, добравшись до причала Белен, где с 1940 года сохранились строения Всемирной выставки. Проходя через порт, Лазард несколько раз украдкой оглянулся: не подцепил ли «хвост», перешел через рельсы железной дороги возле станции Белен и вскоре добрался до улицы Эмбайшадор.

Здесь, в заблаговременно арендованной квартирке на первом этаже, Лазард переоделся из темно-серого костюма в голубой, достал из шкафа белую шляпу с черной ленточкой и выложил ее на кровать. Запер в пустой шкаф серый костюм и кейс. Оглядел через окно пустынную улицу. Снял трубку телефона и набрал местный номер. Ему ответил человек с бразильским выговором.

— Вы забрали мое белье? — спросил его Лазард.

— Да. — Интонации плохого актера. — Забрали и отутюжили.

Лазард сердито бросил трубку и глянул на часы. Слишком рано. До урочного часа еще ждать и ждать. Снял пиджак, сдвинул в сторону шляпу и улегся отдохнуть. Важные мысли скользили в его мозгу, словно крупная рыба на мелководье. Он процеживал воду и ловил свои мысли, пока не набрел на мысль — или образ, который помог ему скоротать время. Мэри Каплз опускается на колени возле изгороди сада, юбку задрала выше талии, трусики болтаются между ног, темная полоса между белыми ягодицами, убереженными купальником от загара. Большими пальцами Лазард подцепляет обе подвязки пояса для чулок, ее спина покорно подается вперед с каждым его движением, каждым толчком.

Зачем она сделала это? Сколько раз, ни на что не рассчитывая, он шептал похотливый призыв в ее ушко с болтающейся в нем жемчужиной и привык, что его отвергают. И вдруг она согласилась, унизила, осквернила себя. Почему? Вряд ли он ей пришелся по душе.

И отсюда — скачок к другому соображению… Похоже, и Хэла Мэри не слишком любит, да и саму себя тоже. От таких мыслей Лазард разошелся не на шутку. На что пойдет такая женщина, к чему удастся ее подтолкнуть? Он забавлялся, сочиняя всевозможные гнусные предложения и унизительные позы. Рука поглаживала ширинку, разум все глубже погружался в холодный и темный рыбий мир.