— Да, как видите, ваше высокопреосвященство.

— Королева приняла вас?

— Как только я приехала, меня провели к ней.

— Вам повезло! Бьюсь об заклад, что, судя по тому, какой у вас торжествующий вид, королева разговаривала с вами.

— Я провела в кабинете ее величества около трех часов.

— Около трех часов! — с улыбкой повторил кардинал. — Чего только не наговорят за три часа такие умные женщины, как вы!

— Ручаюсь вам, ваше высокопреосвященство, что я не теряла времени даром.

— И что же вы делали?

— Я говорила о вас.

— Обо мне? С кем? — спросил прелат, сердце которого забилось.

— С кем же, как не с королевой!

Произнося эти слова, столь драгоценные для кардинала, Жанна умудрилась не смотреть принцу в глаза, как если бы она была слегка обеспокоена эффектом, который они должны были произвести.

Де Роан затрепетал.

— Ах, вот как! — произнес он. — Расскажите же мне об этом, дорогая графиня! По правде говоря, меня интересует все, что бы у вас ни произошло, — вот почему умоляю не избавлять меня от малейшей подробности.

Жанна улыбнулась; ей было известно, что интересовало г-на де Роана, не менее точно, чем ему самому.

Кардинал, казалось, из всего рассказа сохранял в памяти только то, что говорила королева о Жанне.

Жанна в своем рассказе выделяла только то, что говорила королева о кардинале.

Едва рассказ закончился, как вошел тот же лакей и объявил, что кушать подано.

Жанна пригласила кардинала взглядом. Кардинал принял приглашение кивком головы.

Два часа спустя после того, как была отослана карета, кардинал и графиня оставались на тех же позициях, о которых мы говорили. Графиня уступила, кардинал победил, и, однако, кардинал был рабом, а графиня была победительницей.

У каждого из них была своя цель. Для этих целей близкие отношения были необходимы. Стало быть, каждый достиг своей цели.

Кардинал отнюдь не дал себе труда умерить свое нетерпение. Он удовольствовался тем, что сделал маленький крюк и вернул разговор к Версалю и к тем почестям, которые ожидали там новую фаворитку королевы.

— Она щедра, — сказал он» — и ничего не пожалеет ради людей, которых любит. У нее редкостный дар давать понемногу многим и давать много немногим.

— Ну, а я, — отвечала графиня де ла Мотт, — считаю ее не такой богачкой, какую из нее делаете вы. Бедная королева или, вернее, бедная женщина!

— Как так?

— У королевы есть одно желание, которое она не может удовлетворить.

— Какое желание?

— Брильянтовое ожерелье.

— Подождите, подождите, я знаю! Вы изволите говорить о брильянтах Бемера и Босанжа?

— Скажите сами: разве не несчастна королева, если не может получить то, чего едва не получила обыкновенная фаворитка?

— Вот что вводит вас в заблуждение, дорогая графиня: королева могла уже раз пять получить эти брильянты и всякий раз от них отказывалась.

— Королева сперва отказалась от ожерелья, но потом ее охватило страстное желание получить его. Кардинал посмотрел на Жанну.

— Повторяю, что король предлагал ей это ожерелье. Жанна сделала быстрое движение, движение женщины, почти потерявшей разум.

— Так что же? Не будучи королем, заставьте королеву взять его, и вы увидите, так ли она рассердится на вас за это насилие, как вы полагаете.

Кардинал снова посмотрел на Жанну.

— Правда? — спросил он. — Вы уверены, что не ошибаетесь? У королевы есть такое желание?

— Всепоглощающее!.. Послушайте, дорогой принц: вы мне как-то говорили или же до меня дошли слухи, будто вы не рассердились бы, если бы стали министром?

— Что ж, весьма возможно, что я и сказал это, графиня.

— Так вот, бьюсь об заклад, дорогой принц…

— ..что?

— Что королева сделала бы министром человека, который уладил бы дело так, что через неделю ожерелье лежало бы у нее на туалетном столике.

— Графиня!

— Что я сказала, то сказала… Или вы предпочитаете, чтобы я подумала про себя?

— О, нет, ни в коем случае!

— Впрочем, то, о чем я говорю, не касается вас. Совершенно ясно, что вы не потратите полтора миллиона на королевский каприз; честное слово, вы слишком дорого заплатили бы за министерский портфель, который вы получите даром и на который вы имеете право. Считайте, что все, что я вам сказала, — просто болтовня.

Кардинал задумался.

— Что вы хотите? Я подумала, что она желает получить эти брильянты, потому что при виде их она вздохнула; я подумала так потому, что на ее месте я тоже их желала бы; простите мне мою слабость.

— Вы очаровательная женщина, графиня. Для некоего невероятного союза у вас есть, как вы говорите, слабость сердца и сила духа: в иные минуты в вас так мало женского, что меня это пугает. И вы так очаровательны в другие минуты, что я благословляю за это Небо и благословляю вас!

Галантный кардинал завершил свою галантную речь поцелуем.

— Довольно! Не будем больше говорить об этом, прибавил он.

— Будь по-твоему, — еле слышно пробормотала Жанна, — но полагаю, что рыбка попалась на удочку.

Жанна оказалась права.

Выходя на следующий день из маленького домика в Сент-Антуанском предместье, кардинал отправился прямехонько к Бемеру. Он рассчитывал сохранить инкогнито, но Бемер и Босанж были придворными ювелирами и после первых же слов, которые он произнес, стали называть его «вашим высокопреосвященством».

— Я хочу купить у вас то самое брильянтовое ожерелье, которое вы показывали королеве.

— Честное слово, мы в отчаянии, но вы, ваше высокопреосвященство, явились слишком поздно.

— Как так?

— Оно продано.

— Я полагал, сударь, — заметил кардинал, — что ювелир французской короны должен быть рад, что продает эти великолепные драгоценные камни во Франции, а вы предпочитаете Португалию. Что ж, как вам будет угодно, господин Бемер!

— Вашему высокопреосвященству известно все! — вскричал ювелир.

Де Роан увидел, что этот человек у него в руках.

— Сударь, — заговорил он, — подумайте: хотите ли вы, чтобы ожерелье пожелала королева?

— Это совершенно меняет дело, ваше высокопреосвященство. Если речь идет о том, чтобы отдать предпочтение королеве, я готов отказаться от любой сделки.

— Сделка заключена?