И прочную дверь силой тоже нипочем не высадить.

Да, похоже, мертвых орденских братьев в крепости оберегают пуще живых. Основательно так оберегают…

И ведь что особенно странно… По всему выходит, что склеп запирали снаружи. Замок-то вот он, с этой стороны. Но слышанный всеми голос доносился изнутри. А как такое может быть? Как Эржебетт пробралась в склеп?

Может, скрытые вентиляционные ходы-воздуходуи? Но если они такого же размера, как дымоход в алхимической лаборатории, – ребенок в них разве что и сможет пролезть. Впрочем, сама Эржебетт – почти ребенок. Та щуплая юница, какую он знал прежде. А сейчас? Какова она сейчас?

Им нужно как-то зайти в склеп, чтобы узнать…

– Мастера Бернгарда бы найти, – посоветовал Томас. – У него ключ…

– Не надо, – покачал головой Всеволод. – Нет времени.

Да и желания особого уговаривать тевтонского магистра – нет.

– Обойдемся без Бернгарда и без ключа.

Он шагнул мимо недоумевающего кастеляна, вернулся в алхимическую лабораторию. Оттуда вышел, неся в руках железный шар с громовым сарацинским зельем и с самым длинным фитилем. Тот самый шар, из корзины у двери.

Во время ночных штурмов Всеволоду уже доводилось видеть, как сила, заключенная в этих невзрачных сосудах, разрывала в клочья десятки упырей. Может, и с запертой дверью та сила тоже совладает? И не беда, что шар тевтонские алхимики посеребрить еще не успели. Для задуманного им серебра не нужно.

– Русич, – нахмурился однорукий рыцарь, – ты что, хочешь…

– Хочу, – оборвал Всеволод.

И втиснул шар в каменную нишу – за железный косяк. Аккурат меж стеной и замком. Поглубже втиснул. Чтоб только край фитиля торчал.

Пообещал:

– Будем живы – после все починю, брат Томас.

Приказал:

– Факел мне. А вы все ступайте. Туда вон хотя бы…

Всеволод кивнул на открытую дверь алхимической лаборатории.

Они отошли. Возмущенного Томаса, правда, пришлось оттаскивать от двери склепа силой. Бранко тоже – на всякий случай – пихали назад без особых церемоний.

А Всеволод уже подносил огонь к фитилю…

Поднес.

Занялось!

А вот теперь уже никто не упирался. Теперь даже Томас сам вбежал в лабораторию. В числе первых вбежал. Последним оказался Всеволод. Отбросив по пути факел (туда, где греческий огонь и сарацинский порошок, – с горящим факелом нельзя), он ужом скользнул в приоткрытую дверь. И – захлопнул дверь за собой.

Секунда кромешной тьмы и звенящей тишины. Секунда или две.

А после…

Громыхнуло.

Грохнуло.

Да как!

Вздрогнули пол, стены, потолок. Упали с полок и разбились с полдесятка алхимических горшков и склянок. Закрытая дверь дернулась, будто снаружи пронесся и ударил с разбега кто-то живой, стремительный, сильный.

Всеволод вышел первым.

Острый смрад, дым и гарь. Факел – не погасший, но словно бы отодвинутый, отпнутый кем-то, лежит у посеченной осколками стены.

А дверь…

Искореженный косяк. Разбитая кладка. Каменная крошка на ступенях входной ниши. Сорванный замок. Вылетевший из скоб засов. Одна скоба – крайняя, за которую цеплялась дужка замка, – уже и не скоба вовсе. Торчит двумя отдельными рваными штырями. Вторая – тоже сильно выгнулась, однако не лопнула. В двери – зияет дыра с добрый кулачище. Да нет, – с два кулака, пожалуй. Сама дверь – приоткрыта.

И что-то шуршит, не прекращаясь, над головой.

Как будто ползет кто… По сводчатому потолку ползет…

Всеволод вырвал из ножен и вскинул мечи вверх, поднял лицо.

Глаза едва не запорошило.

Нет. Никого. Просто сыпалось с потолка. Из образовавшихся в своде трещин. Струйки чего-то сухого… Песок? Раствор? Земля? Мелкое крошево колотого камня?

Долго сыпалось. Много.

– Не обвалилось бы, – глухо пробормотал за спиной Золтан.

Обошлось. Не обвалилось.

Всеволод толкнул дверь склепа. Подумал мимоходом, что, в общем-то, не так уж сильно и пострадала эта крепкая дверца. Не вышибло бы засов – можно было бы еще запирать. За одну скобу, да за погнутый железный косяк. Правда, замок теперь не подвесишь.

Кто-то сзади поднял факел. Ага, Бранко. Волох уже стоит рядом. Светит.

К огню подтягиваются остальные.

– Ну что, посмотрим… – то ли себе, то ли своим спутникам сказал Всеволод.

Молча перекрестился однорукий Томас.

Всеволод вошел в склеп. Снять бы шлем. Положено. Место такое. Да только обе руки заняты. И мечи обнаженные в руках. И где-то в темноте таится Эржебетт.

Стоп! А это еще что? Очень-очень странно.

С той стороны двери тоже, оказывается, имелся засов. Он не слетел при взрыве, но и толку от него теперь будет мало: внутренний засов болтался в скобах смятой железной пластиной. Внутренний… Нелепица какая-то получается! Кому могло бы потребоваться запираться здесь с мертвецами? Бернгард, правда, ходит сюда прощаться с павшими и не любит, чтобы ему мешали. Но запираться… К чему?

Ладно, это потом. Сначала – Эржебетт.

Всеволод осматривал склеп. Эржебетт в пределах видимости не было. Пока – не было.

Возле двери заготовлено несколько факелов в подставке. Один взял Федор. Запалил от факела Бранко. Стало светлее. Хорошо… Не все здесь владеют ночным зрением. Но все должны вовремя узреть опасность.

Всеволод с мечами наголо шел первым – осторожно шел, не забывая поглядывать по сторонам, под ноги и наверх. Слева кошачьей походкой двигался Бранко с факелом. Справа тихонько ступал Федор. Тоже – с огнем. Позади позвякивали металлом прочие.

Молчание… Прерывистое дыхание… Треск пламени…

Обитель погибших тевтонских братьев являла собой продолжение подземного хода. Только расширенного и обустроенного на особый лад. После тесной алхимической каморки склеп казался просторной бесконечно вытянутой подземной залой.

Хотя нет, не зала. Скорее, это была прямая, как копейное ратовище, длинная и широкая галерея с довольно высоким для подземелий сводчатым потолком. По обе стороны – двумя ровными рядами – высились саркофаги, больше похожие на аккуратно расставленные массивные толстостенные каменные гробы. И на зубцы крепостной стены чем-то похожие тоже.

Невесть когда (явно, еще до Набега) рубленные из камня гробницы располагались на одинаковом – в два-три шага – расстоянии друг от друга, словно и после смерти орденским братьям надлежало сохранять некий боевой порядок. Вопреки ожиданиям, ниши массивных саркофагов, в которых покоились тела, прикрывали не каменные плиты, а простенькие дощатые крышки. Вероятно – временные. Но вот насколько временные? Вполне возможно, что временные уже навсегда.