Селяне угостили нас каким-то очень пряным мясом, дали запить пенистым молоком. Я как-то засомневался и посмотрел на Джоша. Тора запрещала нам одновременно есть мясо и пить молоко.

— По-моему, тут как с беконом, — сказал Джошуа. — Очень сильно сдается мне, Господу плевать, запью яка молоком или нет.

— Ты-ка?

— Это зверь так называется. Мне старуха сказала.

— Ну, грех это или не грех, а есть его я не стану. Лучше просто молочка попью.

— Это молоко того же яка.

— Не стану я его пить.

— Что тебе подсказывает здравый смысл? Он же так хорошо служил тебе в прошлом. Например, когда ты решил, что надо обойти стену вокруг.

— Знаешь… — Меня эта стена уже заманала. — Я не говорил, что сарказмом можно пользоваться когда пожелаешь. Похоже, мое изобретение ты применяешь способами неподобающими.

— Например, против тебя?

— Вот! Понял, о чем я?

Следующим утром спозаранку мы покинули деревню, захватив с собой лишь рисовых колобков, курдюки и скудные остатки денег. Трех верблюдов, которых взяли в Кабуле, мы вверили попечению беззубой старухи — она пообещала о них заботиться до нашего возвращения. Мне их будет не хватать. Роскошный двугорбый транспорт: просты в обслуживании, удобны для езды, но главное — ни один ни разу не пытался меня укусить.

— Знаешь, они ведь наших верблюдов слопают. И часа не пройдет, а первый уже зашипит на вертеле.

— Да не съедят они верблюдов. — Джошуа — идеалист, несгибаемо верящий в людскую доброту.

— Тут вообще не знают, что это такое. Они думают, это просто пища на высоких ножках. Они их съедят. Тут у них сплошь мясо, и то — як.

— Ты вообще не знаешь, что такое як.

— Вовсе знаю, — ответил я, но воздуха на такой высоте уже было маловато, и на самоутверждение сил не оставалось.

Когда мы наконец добрели до монастыря, солнце садилось за горные хребты. Весь монастырь, за исключением больших деревянных ворот с маленькой форточкой, был из того же черного базальта, что и гора, на которой он стоял. И вообще больше походил на крепость, чем на место отправления религиозного культа.

— Поневоле задумаешься. Неужели все волхвы теперь живут в крепостях?

— Бей в гонг, — сказал Джошуа. У двери висела большая бронзовая тарелка, а рядом стояла палка с мягкой колотушкой и табличкой на языке, которого я не смог разобрать.

Я ударил в гонг. Мы подождали. Я ударил в гонг опять. Мы опять подождали. Солнце скрылось, и на склоне стало очень холодно. Я ударил в гонг три раза подряд, очень громко. Мы тем временем съели все рисовые колобки и выпили почти всю воду. Я загромыхал в гонг так, что в господа бога душу мать, и форточка приоткрылась. Тусклое зарево изнутри осветило гладкую щеку китайца примерно нашего возраста.

— Чего? — спросил он по-китайски.

— Нам нужно увидеть Гаспара, — ответил я. — Нас прислал Валтасар.

— Гаспар ни на кого не смотрит. Облик ваш смутен, а глаза слишком круглые. — И форточка захлопнулась.

На сей раз в гонг колотил Джошуа — пока китаец не вернулся.

— Дайте мне взглянуть на эту колотушку, — сказал монах, просунув руку в форточку.

Джош вручил ему палку и отступил на шаг.

— Ступайте прочь и возвращайтесь утром, — сказал монах.

— Но мы шли весь день, — возмутился Джош. — Мы замерзли и проголодались.

— Вся жизнь — страдание. — И монах захлопнул форточку, оставив нас в абсолютной темноте.

— Может, этот урок мы и должны были выучить? — предположил я. — Пойдем домой.

— Нет, подождем, — сказал Джошуа.

Мы провели ночь у больших ворот, тесно прижавшись друг к другу, чтобы совсем не окоченеть. Наутро монах снова открыл форточку.

— Вы еще тут? — спросил он. Нас он не видел — мы съежились под самыми воротами.

— Да, — ответил я. — Теперь нам можно увидеться с Гаспаром?

Хитро изогнувшись, монах высунул шею, затем втянул ее обратно. Появилась деревянная мисочка, из которой он окатил нас водой.

— Ступайте прочь. Ноги ваши изуродованы неправильно, а брови срослись на угрожающий манер.

— Но…

Он захлопнул форточку. И мы провели у ворот еще один день: мне хотелось спуститься с горы, а Джош настаивал, что надо ждать. Когда мы проснулись на следующее утро, в наших волосах застыл иней, а у меня ныли даже кости. С первым лучом солнца монах вновь открыл форточку.

— Вы так глупы, что гильдия деревенских дурачков пользуется вами как стандартом для приема новых членов, — сказал монах.

— На самом деле, — отозвался я, — я и так уже в ней состою.

— В таком случае, — сказал монах, — ступайте прочь. Я долго и красноречиво матерился на пяти языках и уже начал было с досады рвать на себе волосы, как вдруг в небесах над головой заметил что-то крупное. Оно двигалось. Когда оно подлетело поближе, я опознал в объекте ангела в привычном облике: черная мантия и крылья. С собой он тащил горящий пучок просмоленных палок и оставлял след из языков пламени и черного дыма. Пролетев над нами несколько раз, он схилял за горизонт, а в небе остались дымные китайские иероглифы: СДАВАЙСЯ ДОРОТИ.

Я просто мозги вам трахал, как говаривал Валтасар. Вообще-то Разиил не писал в небе СДАВАЙСЯ ДОРОТИ. Вчера вечером мы с ангелом посмотрели по телику «Волшебника страны Оз», и сцена у ворот Изумрудного города напомнила мне, как мы с Джошем сидели под монастырем. Разиил сказал, что из всех героев ему ближе Глинда, Добрая Волшебница Севера. (Я бы, конечно, решил, что ближе всех ему летающие макаки, но он, наверное, просто блондинку выбрал.) Должен признать, я симпатизировал Страшиле, хотя распевать о собственной нехватке мозгов все же не стал бы. На самом деле, после обилия музыкальных жалоб, кому чего не хватает — сердца, мозгов или мужества, — неужели никто не обратил внимания, что им всем не хватает пениса? Мне кажется, и у Льва он наверняка был бы заметен, и у Железного Дровосека, а уж когда потрошат Страшилины штаны, из всей этой набивки ни единая летучая макака не выуживает даже самой захудалой соломины. Каково? Я знаю, что за песню пел бы я:

Я б весенние денечки

Коротал, дроча в цветочки,

И лилась бы звонко песенка моя.

Я бы золотил лилеи,

Размахавшись поживее,

Если был бы длинный кранику меня.

И тут, за сочинением вышеприведенного опуса, мне вдруг пришло в голову: несмотря на то что Разиил обликом своим всегда вроде напоминал особь мужескаго полу, у меня нет ни малейшего понятия, имеются ли у ангелов гендерные различия. В конце концов, Разиил — мой единственный знакомый из небесного воинства. Я соскочил с кресла и перекрыл ангелу обзор утреннего фестиваля «Песенок с приветом».