Моисей раввинистического иудаизма не тождественен Моисею мыслителей эпохи Просвещения, а тот, в свою очередь, не совпадает с Моисеем-египтянином Фрейда.

Вплоть до этого момента Ханеграафф полностью следует за Ассманом, но далее идет значительное расхождение. Дело в том, что Ян Ассман категорически не принимает идею смешения истории и мнемоистории. Деконструкция и демифологизация дискурсов мнемоистории не имеет никакого отношения к реальной истории, это две параллельные вселенные[480]. Ханеграафф, напротив, считает, что в случае западного эзотеризма исторические исследования были полностью определены конструктами мнемоистории, то есть ученый исследовал не фактические данные, а свое представление о феномене, вписывая в него исторический материал. Поэтому именно в сфере того, что голландский ученый именует «западным эзотеризмом», деление Ассмана неприменимо. Свою задачу, как, надеемся, нам удалось продемонстрировать, Ханеграафф и видит в деконструировании самого мнемоисторического феномена западного эзотеризма, что с неизбежностью, по его мнению, должно привести к созданию новой историографии рассматриваемого предметного поля[481].

Вышеизложенные концепции вполне легко эксплицируются из текстов Воутера Ханеграаффа, но следует сказать несколько слов и о тех теориях, которые не столь очевидно оказали влияние на его разработки. Первым здесь, без сомнения, стоит назвать К. Г. Юнга. С одной стороны, Ханеграафф анализирует Юнга как объект, вписывая его в историю исследования эзотеризма как патриарха круга Эранос[482] и рассматривая его как важную фигуру в процессе секуляризации эзотеризма в рамках нью-эйдж[483]. С другой стороны, сам проект Ханеграаффа имеет черты проекта Юнга, о котором мы подробно писали в первой части книги.

Напомним, что Юнг рассматривал свою психологическую теорию как базу для создания фундаментальной дисциплины, закладывающей синтез гуманитарных и естественных наук. Принцип действия общей культурологической модели Юнга строился на оппозиции христианства как светлой, сознательной стороны западной культуры и язычества как темного, бессознательного оппонента. Фактически все проблемы Запада, согласно швейцарскому психологу, заключались в нежелании стать цельным. Запад все еще по инерции ищет себе оппонента, врага, который бы оттенял его мнимую идентичность. Психологическое исцеление может произойти лишь тогда, когда бессознательное станет осознанным, тогда субъект более не будет раздвоен и обретет целостность. Вспомним здесь хотя бы его лекцию о Троице, которая и порождает образ неполноты в западной культуре. Троица должна быть дополнена до четверицы, и самая радикальная форма этого дополнения — включение в нее того, кто именуется «врагом рода человеческого», то есть вытесненное «радикально иное» начало.

На наш взгляд, эта теория Юнга напоминает проект Ханеграаффа по пересмотру роли западного эзотеризма в истории и через деконструирование мнемоисторических шаблонов включению его в сферу исследования европейской науки[484]. В форме программы-максимум такое включение должно привести к полному пересмотру той идентичности, которую сформировала западная цивилизация, а следовательно, и к пересмотру представлений о культуре, науке и религии. Недаром Ханеграафф уделяет немало места проблеме границ естественных наук и их конституированию по принципу вытеснения оппозиционных, так называемых «псевдонаучных»[485] учений. Важно, что для описания своего проекта он даже пользуется чисто психологическими терминами («вытеснение», «бессознательное») и проводит аналогию между снятием табу в сексуальной сфере и снятием запретов на изучение западного эзотеризма[486].

Вторым, не менее важным, скрытым посылом в формировании теории Ханеграаффа, как бы удивительно это ни звучало, стали идеи Рене Генона. Мы уже касались темы влияния Генона, когда писали о теории Мирчи Элиаде. В работах Ханеграаффа мы находим сходное положение дел. Напомним, что Генон предложил разделение западного эзотеризма на два этапа: эзотерику (просуществовавшую до конца XVIII века) и оккультизм (все, что возникло после). Одной из главных идей Генона, можно сказать призмой для рассмотрения всей истории современного ему эзотеризма, является гипотеза о последовательной модернизации. Генон предполагает, что в современности человечество постепенно погружается в материализм, атеизм, царство количества, наибольшим выражением которых в интеллектуальной и духовной жизни становится господство сциентистского взгляда на мир, которым поверяются все реалии человеческой жизни, включая религиозные. В религиозном плане это выражается в переходе от католицизма к протестантизму, учению, по своей сути направленному на атомизацию индивида и подчеркивание его прав на интеллектуальное и свободное рассмотрение любых истин веры, что приводит к переоценке и забвению последних. Все это порождает ситуацию господства науки в век смерти религии, именно на этом фоне и возникают эзотерические учения XIX века. Основной их идеей, по Генону, является примирение со сциентистским индивидуалистским духом времени, фактически ведущее к созданию новой духовности, подходящей для современного секулярного общества.

По Генону, духовность может быть как истинной, так и ложной, все современные эзотерические течения ложны по своей сути и пагубны для человечества. Все же древние, так называемые традиционные учения, напротив, хранят в себе крупицы единой истины, восходящей к началу бытия мира. Таким образом, формируется идея не только традиционной духовности, но и традиционного эзотеризма, противостоящего ложному эзотеризму современности. Общим термином, используемым Геноном для маркировки этого нового эзотеризма, является термин «оккультизм». Эта двухчастная схема почти дословно воспроизводит толкование Ханеграаффом терминов «эзотерика» и «оккультизм». В особенности интересна роль последнего, ведь для Ханеграаффа оккультизм является формой общественной и коммерческой легитимации ряда новых квазирелигиозных движений, адаптировавших для себя дискурс генеалогий зла и витализировавших историографическую концепцию.

Напомним, что Ханеграафф определяет оккультизм как «категорию в изучении религии, в состав которой входят либо все попытки эзотериков прийти к соглашению с расколдованным миром, либо попытки обычных людей найти смысл в эзотеризме с точки зрения расколдованного светского мира»[487]. Это почти дословный пересказ мысли Генона из «Царства количества и знамений времени». В этой книге Генон, в частности, пишет:

Добавим, что те самые из этих школ, которые стараются придать себе «архаический» вид, по-своему используя фрагменты плохо понятых и деформированных традиционных идей или одевая, в случае необходимости, современные идеи словами, заимствованными из какой-нибудь восточной или западной формы (все это, скажем по ходу дела, находится в полном противоречии с их верой в «прогресс» и в «эволюцию»), постоянно заняты согласованием этих древних или предполагаемых древними идей с теориями современной науки; эта работа, впрочем, без конца переделывается по мере того, как эти теории меняются… Кроме того, «неоспиритуализм» своей… «практической» стороной также очень соответствует «экспериментальным» тенденциям современной ментальности; и именно этим ему мало-помалу удается осуществить заметное влияние на саму науку и проникать туда посредством того, что называется «метафизикой»[488].

Как видно, эти слова воспроизводят основную идею Ханеграаффа в точности. Труды Генона, апологетические по своей направленности, призваны утвердить некую истину, в которую верил их автор. Этого, разумеется, лишены работы Ханеграаффа, но фактом остается то, что в основу общего видения