Но не жар и не камни потрясли Николь.

Она не могла оторвать взгляд от источника.

Словно сам дьявол в недрах иссушенной земли яростно щелкал кнутом – так плеть темной воды с шумом выстреливала из недр вверх и обрушивалась на блестящую, густо-коричневую, точно спина выдры, длинную лужу, исчерчивая ее рубцами. Шрамы затягивались, но тотчас новые и новые вскипали на поверхности.

С дальнего конца лужи вытекал узкий ручеек и блестящей змейкой просачивался между подножиями валунов.

Вода источала отвратительный запах. Вонь доброй сотни тухлых яиц пропитывала все вокруг.

– Черный ручей! – Николь в ужасе отшатнулась и зажала нос.

Позади раздалось шуршание, и ведьма спрыгнула с валуна, сжимая в кулаке мертвого рябчика с петлей, затянутой на сизой лапке.

– А, пришла в себя. Вот и славно. – Она небрежно бросила добычу на землю.

– Матушка Арлетт! – Николь с мольбой взглянула на старуху. – Зачем мы здесь?

– Ты еще не догадалась?

С этими словами ведьма подхватила ее, протащила, кряхтя, несколько шагов и разжала руки прямо над лужей.

Девочка с головой ушла в горячую воду, захлебнулась, закашлялась и с воплем попыталась выбраться наружу. Как бы не так! Ведьма придерживала ее, точно слепого котенка, карабкающегося из ведра в тщетных попытках избежать гибели.

– Нет уж! Коли я тебя сюда доволокла, будешь сидеть как миленькая.

Николь билась с отчаянием пойманной в сети рыбы. Но, побарахтавшись чуть-чуть, быстро обессилела и обмякла.

– Зачем… ты… – еле выговорила она.

Не отвечая, старуха еще разок макнула ее с головой. Густая, как сироп, вонючая вода залила уши и нос, склеила ресницы.

Отплевываясь, Николь вынырнула на поверхность:

– Кха!.. Кха!.. Ты меня утопишь!

Ведьма расхохоталась.

– Неужто? В эдакой лохани?

Старуха разулась и окунула ступни в коричневую жижу. На лице ее отразилось явственное облегчение.

– О-о-о! – со стоном выдохнула она.

Николь, собрав остатки сил, вцепилась ей в лодыжку.

– Пощади!

Ведьма, не делая попыток вырваться, склонила голову набок и утомленно взглянула на девочку из-под белесых ресниц.

– Послушай, лягушоночек, я слишком устала. Пока тебя волочила, едва сама в землю не ушла. Неужто ты думаешь, все это лишь затем, чтобы утопить одну чахлую девку?

Она провела рукой по лбу. На коже осталась коричневая полоса.

Отчего-то вид размазанной грязи на ее лице заставил Николь притихнуть.

Арлетт выглядела по-настоящему изможденной. Поход дался ей нелегко.

– Но расслабляться тебе рановато, – вдруг сказала старуха, словно читая ее мысли. – Может, я приношу здесь жертвы дьяволу!

Она насмешливо сощурила один глаз.

Вместо того, чтобы испугаться, Николь окончательно успокоилась. Что-то неуловимо общее было в тоне старухи и Венсана Бонне, когда он подсмеивался над девочкой. А от лекаря, что бы там ни верещали боязливые глупцы, она никогда не видела ничего плохого.

Николь осторожно разжала пальцы и ощупала стенки ямы. Склизкие, как лягушачья кожа!

– Черная глина, – сообщила ведьма.

Николь пятками дотронулась до дна.

Старуха права: утонуть здесь невозможно.

Она лежала в подобии купели глубиной не больше половины ее роста. Яма пополнялась из источника, но не переливалась через край благодаря ручью.

Николь медленно развела руки в стороны и опустила затылок в воду. Вонь вокруг по-прежнему стояла неимоверная. Деться от нее было некуда, словно отвратительным запахом насильно кормили с ложки.

Но сейчас, когда ужас отступил, она в полной мере смогла ощутить, как расслабляется ее окостеневшее измученное тело в горячем котле.

– Рука! – вспомнила Николь. – Повязка!

– Сама сними, – отозвалась старуха и прикрыла глаза.

Солнце, клонившееся к закату, роняло последние лучи на вершины камней, заставляя отсвечивать их пепельные лысины. Высоко в небе бледный медальон луны понемногу наливался золотом.

Арлетт ворошила палкой угли вокруг обмазанного глиной рябчика. В развилке воткнутой в землю короткой рогатины висела освежеванная тушка белки.

Николь, по-прежнему лежавшая в воде, видела все происходящее на поляне будто бы со стороны.

Вот Арлетт сгорбилась у догорающего костра, через серую ткань рубахи проступает хребет. Острые бугорки косточек – точно кочки, по которым можно добраться до ее шеи.

Вот струя источника, взвиваясь из земли, бессильно падает вниз. Словно каждый миг пытается дотянуться до луны – и не может.

Вот то, что осталось от самой Николь: бледное лицо, запрокинутое к небу, и грязные волосы, прилипшие к глинистому краю лужи. Тела нет. Его скрыла бурая вода.

– Еда готова, лягушоночек…

Пресные волокна жесткого мяса старуха складывала прямо в рот Николь.

– Это место как-нибудь называется? – спросила она, пока Арлетт обгладывала тонкую косточку.

– Чертова Плешь, – невнятно пробубнила та и сунула Николь под нос флягу. – На, запей.

Девочка глотнула прохладной воды.

– Долго мне здесь лежать?

– До утра.

– А что потом?

– Посмотрим, – уклонилась от ответа старуха.

Она обмакнула ладонь в теплую воду и мягко провела по лицу девочки.

Николь перехватила ее запястье и задала давно мучивший ее вопрос:

– Отчего ты помогаешь мне?

Ведьма молча высвободила руку.

– Скажи! – настаивала Николь. – Я хочу знать!

Старуха отодвинулась назад, в тень, куда не доставали слабые отблески костра.

– Может, у меня доброе сердце – предположила она оттуда.

Но девочка с сомнением качнула головой.

– Даже человек с добрым сердцем не будет делать того, что пойдет ему во вред.

– Что же это?

– Ты спасла меня и этим разозлила маркиза. Он сжег твой дом!

– Всего лишь временное пристанище…

– Все равно! – упрямствовала Николь. – Теперь он ищет тебя. А наша сегодняшняя дорога? Нет, это не просто так!

Ведьма выдвинулась из темноты и подалась к ней. Глаза ее блеснули.

– Что, лягушоночек, боишься моих коварных замыслов, а?

Николь поискала в себе страх и не нашла. Она покачала головой:

– Нет. Не боюсь. Но…

Ведьма насмешливо вскинула брови.