Его вызвали к Фляйшлу, который заперся в своей комнате. В бреду он катался по полу, кричал, переживая ужасные муки, и пытался отбиться от чудовища, которое, как ему казалось, нависало над ним. Нужно было вскрыть дверь. Осененный пророческим предчувствием, Фрейд с горечью стал сознавать, что пошел по ложному пути и что Коллер, возможно, открыл не побочное действие кокаина, а единственное значимое для медицины.

В подавленном настроении семнадцатого сентября Фрейд явился на собрание врачей. Он видел сияющего от счастья Коллера, слышал его доклад и последовавшую ликующую овацию. Он слышал также фразу Коллера: «Венские врачи узнали о кокаине благодаря подробному и интересному докладу моего коллеги доктора Зигмунда Фрейда». Но неужели это все? Неужели бесцветное имя того, кто подготовил почву, чтобы другой пожинал на ней плоды настоящей славы, – это все, что уготовано ему?

Фрейд, как оглушенный, поднялся со своего места. Он мучился, сознавая, что судьба одурачила его. Он не хотел признаваться себе в этом, но это знание уже жило глубоко внутри.

Вечером того же дня, удрученный, Фрейд написал Марте, что он может рассчитывать лишь на пять процентов всей славы. Если вместо того, чтобы поручать эксперименты на глазах Кенигштайну, он сам осуществил бы их, ключевой вывод наверняка не ускользнул бы от него.

Разочарование Фрейда было так глубоко, что через несколько дней, все еще пребывая в полном отчаянии, он привычным способом попытался примирить себя с собственным положением. Чтобы преодолеть подавленность, он снова принял кокаин. Сегодня любой из нас знает, что кокаин вызывает зависимость, поэтому странно, что Фрейд не остался кокаиновым наркоманом до конца жизни. Он взялся за свои эксперименты в последней упрямой надежде сделать еще одно открытие, которое смогло бы затмить триумф Коллера. Он применял кокаин для лечения различных видов невропатий и даже водобоязни. Но все опыты провалились и заставили его надолго попрощаться с его планами. В январе 1885 года он предпринял попытку избавить пациента от болей, вызванных невралгией тройничного нерва, и ввел раствор кокаина непосредственно в нерв. Он не подозревал, что в этот момент он во второй раз был на расстоянии вытянутой руки от большого успеха и во второй раз проглядел его: он не стал открывателем того, что позже станет известно как «проводниковая анестезия» – разновидность местной кокаиновой анестезии, которой подвергается отдельная часть тела. Упомянутый опыт не дал результатов, поскольку познания Фрейда в области хирургии были столь незначительны, что он, по всей видимости, не попал в нерв. Два года спустя он узнал, что ступил на путь, который совсем другого ученого сделал пионером в области местной анестезии крупных частей человеческого тела, что выходило далеко за рамки метода Коллера, заключавшегося в закапывании кокаина на слизистую оболочку глаза или рта.

Эта новость задела Фрейда уже не так глубоко. Он продолжил бороться за существование как скромный венский невропатолог и тринадцатого сентября 1886 года все-таки женился на Марте. Спасением от всех материальных трудностей для него стала медицина, и он посвятил себя разгадыванию сокровенных тайн жизни души, что принесло ему впоследствии значительно бо́льшую, хотя и скандальную международную славу. Эпизод с кокаином занозой сидел в его сердце – и это позже проявлялось в его толкованиях собственных снов, – и рана саднила еще сильнее, когда в последующие годы Коллер намеренно избегал упоминаний имени Фрейда в контексте своего открытия. Но, несмотря на триумф, Коллеру пришлось испытать ту же горечь, которая наполняла Кенигштайна и которой в глубине души терзался Фрейд. Преисполненный ликованием от своего открытия, он был уверен, что должна осуществиться его давняя мечта – он надеялся получить место ассистента в Офтальмологической клинике. Так и осталось неясным, кто помешал его назначению. Его разочарование было настолько глубоко, что он покинул Вену и стал ассистентом в офтальмологической клинике голландского Утрехта. В 1888 году он уехал оттуда в Нью-Йорк и получил постоянную должность в больнице Маунт Синай и в Монте-Фьоре Хайм. Как глазной хирург он добился больших успехов. Между тем, возделанное им поле стало давать первые всходы: в мире медицины возникли новые имена, обладатели которых вывели местную кокаиновую анестезию за узкие рамки хирургии глаза и сделали ее применимой ко всем органам человеческого тела. Этими людьми были Уильям Хальстед, Поль Реклю, Карл Людвиг Шляйх, Август Бир и Генрих Браун.

Моя первая встреча с Уильямом Стюартом Хальстедом в доме хирурга Фолькмана в Галле состоялась четыре года назад, как раз когда Коллер выступил со своим открытием. Этот двадцативосьмилетний американский врач, тогда работавший в Германии и перенимавший у Бергмана, Фолькмана и Тирша антисептические методы, произвел на меня глубокое впечатление.

В моем представлении, Хальстед был больше чем просто молодым человеком с неустанным интересом к своему делу, который решил привить антисептику в нью-йоркских больницах, где инфекции стали частью повседневности. Однажды взглянув на него, спортивного, широкоплечего, с неправильными чертами лица, выдававшими его своенравие и напористость, любой поверил бы, что он добьется своей цели. И то, как он добился ее, характеризовало Хальстеда в первую очередь. По возвращении в Нью-Йорк он в одночасье стал чемпионом по работоспособности среди всех нью-йоркских хирургов: он начал применять антисептику, сопротивляясь, казалось, неисправимой полевой хирургии под навесом в больничном дворе, оперировал одновременно в шести крупных клиниках, делился полученными в Европе знаниями в области антисептики и патологической анатомии с растущим множеством вдохновленных учеников, но несмотря на все это находил время бывать в обществе и слыл элегантным кутилой и весельчаком.

Я еще не знал, что он совершил выдающееся открытие, продолжив начатое Коллером в области местного обезболивания, когда июньским днем 1886 года случай привел меня в красивый дом на Двадцать пятой улице, где держал практику Хальстед, по всей вероятности, совместно с его коллегой, доктором Томасом Макбрайдом. На доме была прибита табличка с его именем, и я принял внезапное решение еще раз увидеться с молодым, успешным и полным жизни человеком.

Тяжелую дверь открыл высокий дворецкий. Я спросил, на месте ли доктор Хальстед. Не дожидаясь окончания моей фразы, он обрезал: «Доктора Хальстеда нет». Попытка выяснить, уехал ли он и где его можно найти, провалилась, встретив такой же вежливый, но недружелюбный ответ. Я уже приготовился оставить дружескую записку и откланяться, когда в холле появился какой-то молодой человек. Это был доктор Макбрайд. Он поинтересовался, близко ли я знаком с Хальстедом. Удивленный, я кивнул.

Макбрайд немного помешкал, но затем все же пригласил меня пройти в свой кабинет. Закрыв за собой дверь, он сказал: «Хорошо. Поскольку, судя по всему, вы искренне интересуетесь его судьбой, я расскажу вам, где он сейчас… Он находится в Провиденс… Скажу прямо – это лечебница для душевнобольных. Он не душевнобольной. Но страдает от зависимости, для избавления от которой необходимо лечение воздержанием. Его результаты…» Он пожал плечами и посмотрел мне прямо в лицо: в его выражении скорее всего читалась моя неспособность осмыслить то, о чем он только что рассказал. «Открытие обезболивающего действия кокаина привело Хальстеда и многих его друзей и учеников к зависимости. Разумеется, за последнее время Вы тоже прочли немало тревожных новостей со всех концов света, которые указывают на то, что кокаин вызывает сильное привыкание. К сожалению, большей частью эти сообщения правдивы. Это вещество истощает жизненную энергию и волю, оно превращает в руины некогда полного сил человека».