– Ты не боишься? – Этот вопрос она услышала, когда за ними захлопнулась дверь номера. Мужчины все-таки смешные. Она сейчас боится только одного, чтобы он не испугался ответственности, чтобы его не охладили всякие мелкие соображения вроде «я – старше, а она – совсем еще молодая». Мужчины, как Аля уже заметила, возраст понравившейся им женщины склонны приуменьшать – приятно сознавать, что ты способен покорить юную красавицу. Аля же не боялась ничего. Она влюбилась в этого человека той самой любовью, которая возникает у людей очень одиноких, у людей замкнутых. Это чувство, всеобъемлющее, похожее на шквал, подминает под себя всю жизнь и заменяет собой все те переживания, сильные и незначительные, которые равномерно распределяются по судьбе у людей общительных. Влюбившись, Аля сузила свой и так не очень широкий мир до невозможных пределов – она теперь жила от уроков до свиданий. День был занят немного учебой, немного приготовлением домашних заданий и бесконечными раздумьями о нем. Удивительно, что влюбленность не сделала ее модницей, кокеткой или поборницей замысловатых диет. Она осталась прежней, совершенно себя не приукрасив, но в этом и было необычайное очарование. Аля была естественной, и даже самый пристальный наблюдатель не приметил бы ухищрений, при помощи которых влюбленные женщины стараются понравиться своим мужчинам. Это отсутствие привычных метаморфоз сбивало с толку, казалось, что она и не очень влюблена, что отношения особо ей и не нужны. Впрочем, это была только видимость.

Они встречались в отеле. Он жил здесь, когда приезжал в этот город по делам. Теперь же раз в неделю они встречались в этом номере, в обстановке почти роскошной. Аля помнила их первую ночь, но не из-за страха, неприятных ощущений или стеснения. Она ее помнила, поскольку впервые в жизни ее выбрали не по причине какого-либо таланта, способности, успеха, ее выбрали ради нее самой. Ради нее изменяли свою жизнь, нарушали планы, старались расположить к себе, угодить, ублажить. Аля, привыкшая к мысли, что она почти дурнушка, в эту свою первую ночь с мужчиной поверила в свою красоту. Она не помнила, как выглядел он. Не помнила его лица, тела. Она хорошо помнила себя. Такой, какой никогда еще не знала и не ощущала, – белокожей богиней с длинными густыми волосами. Она помнила свою неограниченную власть над этим опытным мужчиной. «Я его люблю», – призналась себе на следующее утро Аля…

Она полюбила этого человека, и любовь «выстроила» ее душу, точно так же, как когда-то музыка. Чувство заставило стать счастливым прагматиком. «Хорошо бы встретиться с ним на этой неделе!» – думала она и перекраивала свой обычный распорядок. И она сама себе даже не удивлялась, ей было некогда следить за собственными внутренними переменами. Аля, торопясь, переживала свое чувство – так насыщаются голодные, так пьют испытывающие жажду. «Вот так выходят замуж! А мама мне предлагала Сергея Фомича!» Пребывая в восторженном состоянии, Аля гнала от себя мысли о том, что в случае замужества придется открыться матери. «Ну, если мама хотела меня в восемнадцать лет сосватать за учителя музыки, не думаю, что она удивится, что я хочу выйти замуж за своего любовника. Во всяком случае, это логично!» – смело рассуждала Аля. Но в минуты здравомыслия молила бога о том, чтобы об их отношениях никто не узнал.

– Я бы не хотела, чтобы между нами что-то произошло. И не хочу, чтобы кто-нибудь узнал…

– Я тоже не хочу, – перебивал сразу он, а потом добавлял: – Я всегда завидовал талантливым людям. Они душевные неурядицы превращают в искусство. Это удел всех одаренных людей. Заметь, остальным намного тяжелее приходится в подобных ситуациях. Ты любишь меня?

– Да, думаю, да.

– И не оставишь меня?

– Думаю, нет…

– Хотелось бы верить…

– Какой мне смысл врать?

– Ты не врешь, тебе может казаться. Быть может, ты вовсе меня не любишь.

Аля задумывалась. Мужчина, который ей об этом говорил, был старше, опытнее. Скорее всего, он пережил немало таких романов. А вот сейчас он с ней. Что стало с теми женщинами? Они его бросили, или он их оставлял? Аля мучилась от желания расспросить о прошлом.

Шум воды прекратился, открылась дверь, на мгновение выжелтив светом часть помещения. Вместе со светом проник терпкий запах мужского одеколона.

– Ты не спишь? – Мужчина откинул одеяло и лег рядом с ней.

– Не сплю, я вспоминаю, как ты привел меня сюда в первый раз. – Она повернулась к нему лицом.

– И как тебе эти воспоминания? Чувства сожаления нет?

– Нет, – просто ответила она и обняла его за шею. – А ты не жалеешь?

– Как ты можешь спрашивать об этом? Я только боюсь одного.

– Чего же?

– Что кто-нибудь узнает о нас.

– Ты стесняешься отношений со мной?

– Нет, я боюсь, что тебя отнимут у меня.

– Не думаю, что это у кого-нибудь получится…

– Ты не знаешь, что такое мнение! Мнение друзей, мнение родителей.

– У меня только мама.

– А с отцом ты общаешься?

– Я даже не знаю, кто он. Мы о нем никогда не говорили, думаю, что маме это было очень неприятно. Я с некоторых пор не верю в зов крови. Если ты никогда не видел человека и даже не представляешь, что он из себя представляет, как ты его можешь полюбить? Это же невозможно. Любопытство, интерес – вот, пожалуй, и все.

– С одной стороны – сожалею, что ты никогда не видела своего отца, – мужчина притворно вздохнул, – а с другой… С другой, это немного успокаивает. С одной мамой нам будет справиться проще.

Аля рассмеялась:

– Это вряд ли. Мамин характер – страшная штука. Но попробуем побороться. Один раз я уже победила. Когда согласилась приехать в Зальцбург. Хотя, как себе представлю, что мама узнает о нас…

– Пока нас никто не рассекретил, а мы уже встречаемся…

– Год и восемь месяцев, – улыбнулась Аля, – а никто до сих пор ничего не узнал…

– И все равно что-то надо делать.

– Ты противоречишь сам себе…

– Нет, я боюсь, что отнимут, я боюсь, что ты уйдешь, не выдержав всей этой конспирации, я боюсь, что лишаю тебя свободы. Свободы выбора. Ты очень талантлива, а у талантливых людей должно быть ощущение свободы. Порой я думаю, что у меня нет никаких прав на тебя. Что я – преступник, похищающий у тебя будущее.

Аля молчала. Ей не хотелось обо всем этом думать, но и не думать было нельзя. Они оба понимали, что наступит день, когда придется открыться и матери, и Вадиму, и наконец обустроить свою жизнь, как положено.

– Почему мы беспокоимся? В конце концов, моя учеба – это деловой вопрос. Вадим это понимает не хуже меня или тебя.

– Ты увидишь, будут проблемы… Хотя все его обязательства я могу взять на себя. Я могу обеспечить тебя, платить за учебу. Но…

– Но я – часть его бизнес-проекта? И мы с ним договорились?

– Да, и это очень важное соображение. Это, если хочешь, вопрос чести.