– Вы несли меня в спальню на руках? – Япочувствовала, что еще больше залилась алой краской и, наверное, стала похожана спелый помидор.

– А ты что, вообще ничего не помнишь?

– Нет.

– Ну ты, мать, даешь. Хреновенько у тебя спамятью. Ты у меня вчера тут такие корки мочила, когда трахалась, орала на весьдом как резаная. Всех моих пацанов перепугала.

Теперь я уже не краснела, мне казалось, что язагорелась, задымилась, будто у меня бешеная температура. От стыда и бессилия язакрыла глаза и нерешительно спросила:

– И все видели, как вы несли меня в дом?

– Все.

– И домработница?

– Дорогуша, она нам собственноручно кроватьстелила.

– Бог мой, стыдно-то как!

– Стыдно знаешь когда… Стыдно, когда видно. Мыж с тобой один на один совокуплялись, а не на глазах у всего дома. Непереживай, свечку никто не держал.

– Что ж теперь будет? Я же Сереженьку своеголюблю.

– Люби себе на здоровье. Я тебе не запрещаю.Мне от твоей любви ни жарко ни холодно. Сережа – паренек неплохой, а самоеглавное – надежный. Молодой, но перспективный, помешанный на своей работе.Трудоголик, одним словом. От таких бабы всегда гуляют. Он мужем хорошим будет.Целыми днями на работе, а ты можешь давать всем, кому захочешь, гулять налево инаправо.

Костыль нажал какую-то кнопку над кроватью.

– Что вы сделали? – испуганно спросила я.

– Позвонил.

– Зачем?

– Кофе хочу. Не дала ты мне поспать нормально,разбудила. У меня башка по швам трещит. Давай кофе попьем.

– Сюда сейчас кто-то придет? – Я поняла, чтосейчас больше всего на свете хочу умереть.

– Домработница придет, принесет кофе. Не могутже две кружки прийти сами. У них ног нет.

– Но ведь она меня увидит…

– Да она тебя здесь еще вчера видела. Ты лучшескажи, кто тебя здесь не видел! Когда я тебя в дом занес, мои пацаны на первомэтаже в бильярд играли. Они даже предложили помочь, но я сказал, что своя ношане тянет.

В этот момент дверь открылась, и на порогепоявилась пожилая женщина, одетая в строгое темное платье, поверх которого былповязан белоснежный фартук. Я быстро натянула на себя одеяло и была готоваукрыться им с головой, но не стала этого делать.

– Евгений Александрович, вы меня звали? –Женщина улыбнулась и посмотрела на меня любопытным взглядом.

– Да, Наденька, принеси нам, пожалуйста, кофе.

– Вам, как всегда, кофе по-восточному?

– Как всегда.

Женщина кивнула и обратилась ко мне:

– Нина, а вы какой кофе любите?

– Тоже по-восточному, – буркнула я и, невыдержав ее пристального взгляда, отвела глаза в сторону.

– А сахара вам сколько?

– Пол чайной ложечки.

Когда женщина вышла, я вскочила и хотела былоодеться, но увидела, что моя блузка разорвана пополам, а следовательно, инадеть ее невозможно. Лифчика у меня не было. Я их на дух не переношу.

– Ты куда подорвалась?! Сейчас кофе принесут.

Костыль скинул с себя одеяло и, обнажив своемужское достоинство, потянулся к тумбочке за сигаретами.

– Я не хочу кофе. Пейте его сами.

– А на хрена ты его тогда заказывала…

– Я не заказывала. Вы сами на кнопку нажали…

Я беспомощно посмотрела на Костыля:

– Зачем вы мою блузку порвали?

– Зачем? С пуговицами не хотел возиться, вотзачем. У меня уже стояк был конкретный. Некогда мне было с твоими пуговицамиразбираться, вот я и разодрал ее. Да ты, по-моему, и сама была не против, тебеи самой эти пуговицы мешали. Я когда твою блузку порвал, ты смеялась отсчастья. Ты тогда уже так поплыла, что тебе все безразлично было, ты хотелатолько одного – чтобы это побыстрее случилось.

– Вы несли меня вчера в порванной блузке?

– На хрена? Я тебя вообще не одевал. Зачемодевать в рваные тряпки? Накрыл рваным шмотьем, и все.

– И это видели ваши ребята?

– Да не переживай ты так! Тут все свои. Я тебясверху прикрыл, чтобы сиськи не вылезали. Если что и было видно, так только твоюголую задницу. Что ты на меня такими глазами смотришь? Можно подумать, моипацаны никогда не видели голых женских задниц. Видели! Даже такие аппетитные икрасивые, как у тебя.

– Но мне теперь нечего надеть…

– Да не переживай ты так. Я щас кого-нибудь вженский магазин пошлю. Накупят шмотья всякого разного. Не паникуй. С этимпроблем нет. Ложись, что ты стоишь голая? Сейчас домработница придет,предстанешь перед ней во всей своей красе. Ложись, говорю, все равно тебеодеваться не во что.

Бросив порванную блузку на пол, япочувствовала, как на глаза набежали слезы, и тихо спросила:

– А трусики мои где?

– В конюшне остались. Где ж им еще быть.

– Они что, там и сейчас валяются?

– Не знаю. Мы их вчера там оставили. Не до нихбыло. Сегодня утром туда пришел конюх и, наверное, обнаружил. Не знаю, что он сними сделал. Может, выкинул, может, на коня какого надел, а может, взял себе,чтобы на них подрочить.

Костыль громко рассмеялся, а я тихоньковсхлипнула и вернулась в кровать.

– Это не смешно.

– Кому как. До чего же вы, пьяные женщины,дурные. Сначала натворите что-нибудь, а потом локти кусаете. Ты что ревешь?

Костыль попытался меня обнять, но я довольнорезко убрала его руки и укрылась одеялом по самое горло.

– Ты на меня за что злишься? Я тебя ненасиловал. Ты сама ноги расставила. И вообще, не бери в голову. Мне всепонравилось. Я получил массу удовольствия. Думаю, что и ты тоже. Я, когда тебяувидел, сразу на тебя запал. Я знал, что между нами это обязательно произойдет.Я видел, какими глазами ты на меня смотрела.

Костыль взял телефонную трубку и стал набиратькакой-то номер. Я перепугалась и попыталась вырвать у него трубку, но Костыльменя отпихнул и покрутил пальцем у виска.