в отеле банкира тайные переговоры с Юхо Кусти Паасикиви, посланником Финляндии в Швеции, чья репутация либерала была ей хорошо известна. Коллонтай и Паасикиви договорились подталкивать президента Рюти к тому, чтобы тот как можно скорее запросил Москву, на каких условиях может быть заключен мир.

Однако летом 1943 года их переговоры прервала яростная атака советских войск на Карельском перешейке, которая смела финскую оборону. В Берлине это вызвало такую обеспокоенность, что Риббентроп тотчас же вылетел в Хельсинки с целью убедить президента Рюти, что Германия в состоянии оказывать сопротивление и тому не следует менять лагерь. Президента Финляндии Риббентроп так впечатлил, что он согласился выполнить его требования и тут же отправил письмо Гитлеру, в котором обещал, что его страна не будет заключать никаких соглашений с СССР, кроме как с одобрения Германии. Этот пункт легко расшифровать. После Сталинграда поползли слухи о «великой измене», то есть о советско-германском примирении. Гитлер тотчас же опубликовал письмо финского президента, чья позиция настолько возмутила правительство страны, что оно вынудило своего президента покинуть пост. На смену Рюти пришел маршал Маннергейм, который через советского посла в Стокгольме, Коллонтай, сразу же сообщил Москве о своем желании направить туда делегацию, чтобы узнать об условиях заключения мира и как можно скорее начать переговоры.

Решение управы Софийской столичной народной общины (Болгария) о награждении А. М. Коллонтай почетным знаком общины. 10 мая 1946. Подлинник. Рукописный текст. На болгарском языке. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 26. Л. 1–2]

Усилия Коллонтай, тайная дипломатия, которой она неустанно занималась, наконец увенчались успехом. Московские переговоры привели к заключению перемирия, а в сентябре 1944 года — мирного соглашения. Во время этих переговоров Молотов проявил гораздо больше настойчивости, чем надеялись финны, слушая Коллонтай, но им пришлось подчиниться и принять то, что они так долго отвергали. Молотов навязал Финляндии возврат к границам 1940 года, считая его даже ценнее репараций. Кроме того, СССР заявил свои права на полуостров Порккала близ Хельсинки, отказавшись ради этого от Ханко. Ярость немцев была безгранична и вылилась в новую войну, в которой финны противостояли остаткам вермахта. Эта ужасающе жестокая война на истощение продолжалась до апреля 1945 года.

Шведы приветствовали Коллонтай в роли миротворца, уверившись в том, что ее предложения, ее требовавшие времени маневры, хотя она часто недооценивала желание Молотова добиться от Финляндии максимальных уступок, все же подтолкнули финнов к переговорам и, возможно, уберегли их от участи Румынии и Венгрии — двух других стран, находившихся под властью Гитлера. Конечно, Черчилль также старался отстоять финнов перед Сталиным, но нельзя недооценивать роль Коллонтай в сохранении суверенитета этой страны. Привилегированный международный статус, которым Финляндия пользовалась в годы «холодной войны», разительно отличавшийся от тотального господства, навязанного СССР всей Восточной Европе, в действительности установился с 1944 года, и роль Коллонтай в его установлении неоспорима. Ее усилия получили признание Нобелевского комитета, который в 1946 году номинировал Коллонтай на Нобелевскую премию мира (хотя лауреатом она так и не стала) за роль посредника в переговорах о выходе Финляндии из войны.

Сразу после заключения мира, потребовавшего от Коллонтай столько усилий, она вновь взялась за исполнение своей миссии в Швеции, стараясь укрепить советско-шведские отношения, которым не уделяла достаточно внимания в годы войны. Ее посольство стало как никогда популярным местом встреч и приемов. Она рассылала все больше приглашений, проводила все больше приемов, на которые спешило попасть шведское общество. Коллонтай в тот период пользовалась статусом дуайена дипломатического корпуса в Стокгольме, что добавляло ей популярности. Но годы шли, и ее здоровье расшатывалось. Этому способствовали тайные переговоры, ее приходы и уходы, тревога. Сердечные приступы следовали один за другим, и, несмотря на свою энергичность, она была вынуждена позволить своему сотруднику Семенову, временно исполнявшему ее обязанности в те месяцы, когда она была при смерти, заменять ее на многочисленных приемах и представлениях.

В апреле 1945 года Молотов пригласил Коллонтай в Москву «для консультаций». Что же означал этот вызов? Консультации? Или отзыв? Точно не было понятно. Но она занимала свой пост в Стокгольме так много лет, что предположение об отзыве не казалось таким уж невероятным. Возможно, это объясняет, почему накануне ее отъезда в шведской столице устроили большой прием в ее честь, который она посетила в инвалидном кресле: она все так же улыбалась и выглядела элегантно, несмотря на истощенный вид.

В ее распоряжение предоставили советский военный самолет, который доставил ее в Москву в сопровождении ее врача и двух медсестер. Однако приезд омрачили чрезвычайные погодные условия. Температура упала ниже тридцати градусов мороза, лица, которым поручили встретить посла Коллонтай, не смогли вовремя добраться до аэропорта, где ее никто не ждал. Задержка вышла недолгой и, как могла заключить Коллонтай, никоим образом не входила в планы советского правительства, настроенного доброжелательно. Коллонтай поселилась в уютной квартире на Казанской улице, которую могла украсить по своему усмотрению и где могла приступить к работе, а ее секретарь последовал за ней, разделив с ней кров.

Именно тогда Министерство иностранных дел раскрыло ей свои намерения. Ее назначили советником Министерства иностранных дел, а дипломат Чернышев отправлялся в Стокгольм в качестве посла вместо нее. Сталин и Молотов, извещенные о частых проблемах Коллонтай со здоровьем, в том числе об очень серьезной пневмонии в феврале 1945 года, решили положить конец ее миссии, но с соблюдением всех приличий, о чем свидетельствовали материальные условия, в которых она оказалась по возвращении.

Портрет А. М. Коллонтай с мексиканским орденом Ацтекского орла. Москва, 13 апреля 1946. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 90]

Последовали и дальнейшие почести, доказывавшие ее привилегированное положение. Ей вручили орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени, в то время как Мексика наградила ее орденом Ацтекского орла. Хотя Нобелевская премия мира ускользнула от нее в последний момент, оказаться в числе номинантов было почетно, и ее это очень порадовало. Король Швеции в том же году прислал ей свой портрет в дорогом обрамлении. Она находилась в окружении близких, ибо Миша с семьей проживали неподалеку от нее и преданного ей секретаря. Также в Москве у нее было много друзей, в том числе Иван Майский, Елена Стасова и, конечно же, Зоя — «подруга юности и старости».

Так началась для Александры Коллонтай новая жизнь, менее суетная, менее официальная, поскольку Министерство иностранных дел не так часто обращалось к своим советникам, но зато более простая в материальном плане и