Я прекрасно понимал, что стоит за такой помощью: не исключено, что в гостинице против меня будет совершена очередная провокация или попытка скомпрометировать.

– Большое спасибо за заботу, – ответил я, – но в гостинице я не нуждаюсь.

– Неужели вы на ночь глядя поедете в Москву?

– Наверное, я просто сам решу, где мне остановиться. По крайней мере, я не обязан ставить вас в известность о своем местонахождении.

– Нет, конечно, но лучше вам все же воспользоваться местной гостиницей.

Он уже хотел рассказать мне о ней, но я перебил его и снова сказал, что вопрос о своем местонахождении я способен решить сам.

Я прекрасно понимал, что, когда выйду из здания ФСБ, за мной сразу же будет установлена слежка.

Я и родственники Михаила пошли прочь от здания ФСБ. Затем я сделал вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, наклонился и посмотрел назад. Из здания ФСБ шли несколько человек. Вон тот мужчина, пожалуй, последовал за нами, а может, и другой, который с женщиной… Мы сели в машину и выехали со стоянки. Я постоянно смотрел в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить слежку. Но пока ничего подозрительного я не заметил.

Мы выехали на трассу Владимир – Москва. Машин в вечернее время было мало, и нетрудно было бы вычислить, кто за нами едет. Вскоре сзади замаячила обычная серая «Волга». Но, как выяснилось, не совсем обычная – номер начинался с двух нулей, а на крыше торчали две антенны – одна для радиотелефона, другая для рации.

Я попросил водителя снизить скорость и пропустить «Волгу» вперед. Мои попутчики тоже понимали, что за нами, вероятно, будет слежка. Машина нас обогнала, и я успел заметить, что сидящие в ней люди с удивлением посмотрели в нашу сторону. Следующим ходом с их стороны могла быть остановка нашей машины у поста ГАИ. Там они могли позволить себе любую провокацию. Планы у капитана были простые: создать головную боль, заморочки для адвоката, чтобы тот, то есть я, поубавил свое рвение.

Мы ехали, и я внимательно всматривался в дорожные щиты, указывающие расстояние до поста ГАИ. В конце концов я кое-что придумал. Когда до поста ГАИ оставалось двести метров, я попросил водителя остановиться.

– Вы понимаете, что на посту ГАИ нам могут устроить какую-нибудь провокацию, – сказал я, – поэтому давайте сделаем вид, что у нас сломалась машина.

Мы быстро сымитировали поломку машины, встали на обочине и стали голосовать, чтобы нас взяли на буксир. Моя уловка сводилась к следующему: если мы привяжем нашу машину, скажем, к грузовику, то гаишники сразу не разберут, что на буксире идет именно наша машина, и могут ее пропустить.

Через некоторое время нам удалось остановить грузовик и уговорить водителя взять нас на буксир. Включив аварийные огни, мы поехали в сторону поста. Я, как и мои попутчики, напряженно всматривался вперед. Вскоре мы заметили, что действительно серая «Волга» с антеннами стояла в стороне, недалеко от поста ГАИ, а человек в штатском и гаишник внимательно смотрели на поток автомобилей. Но нас они не заметили. Или не узнали. Нам даже показалось это странным.

Приехав домой, я, конечно, не переставал думать о том, что еще может быть предпринято против меня и Михаила. Но я решительно отогнал беспокойные мысли и стал готовиться к делу: поднял различные комментарии к статьям по контрабанде, изучил разъяснения по данному предмету пленума Верховного суда, порылся в журналах. Вскоре картина прояснилась окончательно. По обвинению в контрабанде может быть привлечено только лицо, чья подпись стоит на таможенных документах. Подписи же Михаила, как я знал, на документах не было. Михаил был владельцем торговой фирмы, которой предназначался груз, но не должностным лицом. Ответственность за перевозку и растаможивание лежала на генеральном директоре, который, кстати, тоже был под арестом. Выходило, что Михаил не мог быть обвиняемым по этому делу. Такое резюме меня, конечно, взбодрило.

Через несколько дней я снова отправился во Владимир. Я уверенно раскладывал перед Михаилом наши козыри, доказывающие его непричастность к данному уголовному делу. Следователь молча слушал.

На лице Михаила я прочел уверенность и надежду. Закончил я свою защитительную речь перед следователем тем, что назвал дело явно сфабрикованным.

– Мне неизвестны причины фабрикации, – сказал я. – Дело я собираюсь обжаловать через местного прокурора, а если не поможет, то подам апелляцию в прокуратуру Москвы. Кроме того, я подам жалобу в суд на незаконный арест моего клиента.

Я выжидающе посмотрел на следователя. Он вел себя уже иначе. Не знаю, что повлияло на его поведение, но держался он более дружелюбно и менее агрессивно.

– Мы не будем инкриминировать вам хранение оружия, – сказал он. – Я посоветовался с прокурором. Вы действительно оказались правы. А что касается ваших замечаний, то тут будет решать суд. Моя задача провести следствие, что, в общем-то, я и сделал. А дальнейшую судьбу вашего клиента решит суд. Что же касается освобождения его из-под стражи, то освободить его, конечно, надо, но это лишь мое личное мнение, – подчеркнул он.

Я понял, что, вероятно, существует какой-то заказ и кто-то стоит над капитаном.

– Хорошо, – сказал я, – значит, будем подавать в суд.

Через некоторое время суд, как ни странно, вынес решение в нашу пользу, и вскоре Михаил под залог был освобожден из-под стражи. Семья была очень рада. Он вернулся в Москву. Время от времени мы с ним приходили на допросы, которые становились все реже и реже.

Вскоре произошел знаменитый скандал с 500 тысячами долларов в коробке из-под ксерокса, с которыми сотрудники Службы безопасности президента задержали Астафьева и Лисовского при их выходе из Белого дома. После этого со своих постов ушли могущественный в недалеком прошлом генерал Коржаков, генерал Барсуков, Сосковец. Следом был лишен всех своих постов и Шамиль Тарпищев. Нас с Михаилом вообще перестали вызывать на допросы, будто интерес к нам полностью пропал. Михаил не раз спрашивал, как ему можно узнать о дальнейшей судьбе своего дела. Но я говорил, что самим ничего предпринимать не надо, раз никто нас не спрашивает.

Прошло почти три месяца. Казалось, все сроки для ведения уголовного дела вышли. Все-таки мне и самому хотелось узнать, отчего вышла такая заминка. Без Михаила, но с его ведома я поехал во Владимир.

Когда я вошел в знакомый кабинет и поздоровался с капитаном, он сказал, что очень занят и у него совершенно нет времени со мной разговаривать. Он то и дело куда-то звонил.

– Хорошо, но могу я узнать, какова же судьба нашего дела? – все-таки спросил я.

– Ваше дело прекращено, – ответил капитан. – Что же касается генерального директора, то его дело забрало Московское управление. Так что вам и карты в руки.

Я был рад. Трудно теперь судить, что явилось причиной такого благополучного исхода. Может быть, помогла и злополучная коробка из-под ксерокса, или же последовавшая за этим перестановка политических сил, или неперспективность этого уголовного дела, что поняли в ФСБ. А может, это было просто везением. Но главное – результат: дело в отношении Михаила было прекращено, и наша победа была очевидна.