Выскочить-то он выскочил, но след будет тянуться еще долго…

Перед его мысленным взором возникло лицо Буратинки, которая так смотрела на него… А лиса Алиса? А Ирина? А остальные? Кот Базилио, с которым он перехватывал по пивку… Дуремар, который показал ему свои картины и попросил никому не рассказывать! И он согласился дать ему пару уроков… Карабас-Барабас и его безнадежная любовь к соседке-разведенке на десять лет старше. Магистерское озеро, дружное «производство» задников, смех, подколки, шуточки…

Он знал их тайны, они с готовностью делились с ним проблемами, они спрашивали совета. И он советовал, чуть снисходительно, с высоты бывалого, знающего жизнь, удачливого товарища. Товарища! Именно. Отношения, такие смешные, скороспелые, в общем-то, ненужные ему, переросли в нечто большее…

Папа Карло тащил громадную тыкву в сарай, чувствуя, что еще миг, и подлый плод вырвется из рук и рухнет на землю. У него мелькнула мысль, что чертова тыква весит килограммов пятьдесят… а бывают ли такие тыквы? Или он ослабел на тюремных харчах?

Недолго думая, он опустил тыкву на скамейку около стола как раз посреди двора, разогнулся и утер со лба пот. Обернулся, словно что-то толкнуло его в спину. За калиткой стояли спикеры. В полном составе, даже Ирина…

— Папа Карло! — взвизгнула Буратинка, повисая у него на шее. — Папочка Карло!

— Ребята! — У него перехватило горло.

— Ты у нас еще и мичуринец! — Карабас-Барабас приложил его кулаком по спине. — Смотри, какой охренительный корнеплод!

— Это тыква, а не корнеплод, — сказала лиса Алиса.

— Какая разница! — гоготнул кот Базилио. — По мне, так корнеплод. Там же семечек до фига! Подари!

— Конечно! Бери все.

— Сегодня репетиция, — строго сказал Дуремар. — Мы зашли предупредить на всякий случай. У Эмилия в канцелярии, в шесть. И пожалуйста, без глупостей! Никаких подвалов, понял?

— Понял. — Папа Карло сглотнул. — А вы… У вас все в порядке?

— У нас все класс, а Ирину, наверное, вышибут из заведения.

— За что? Из-за меня?

— Из-за всех нас. На всякий случай. Но премьера состоится, не боись! А потом будем искать Ирине работу.

— Слушай, а у тебя холодильник есть? — Карабас-Барабас потряс пластиковым пакетом из «Магнолии».

— На кухне! — махнул рукой папа Карло, чувствуя жжение в глазах…

Федор позвонил, задержав палец на кнопке. Мигнул глазок — его рассматривали. Федор приятно улыбнулся. Из-за двери настороженный женский голос спросил:

— Кого надо?

— Я ищу госпожу Лилию Тадессе. — Федор включил бархатные модуляции. — Она дома?

За дверью ахнули, и наступила липкая тишина.

— Простите, мне нужна госпожа Тадессе, — повторил Федор. — Вы не могли бы…

Дверь вдруг распахнулась — на пороге стояла полная женщина лет семидесяти в желтом фартуке с фруктовым натюрмортом. Федор поклонился.

— Зачем она вам? — грозно спросила женщина.

— Мне нужно поговорить с ней. Она дома?

Женщина пристально вглядывалась в его лицо. Потом спросила:

— А вы кто будете?

— Работник правоохранительных органов, — туманно ответил Федор. — Недавно открылись новые обстоятельства по делу госпожи Тадессе, и, возможно, оно будет возобновлено.

Она всплеснула руками:

— Неужто поймали их? Этих извергов! Заходите!

Она даже не попросила показать «корочки» — самый деликатный момент в общении со свидетелями и сборе информации. Побежала по коридору, и он пошел за ней.

— Как вас зовут? — сказал он ей в спину, и она, на миг приостановившись, ответила:

— Руслана Андреевна.

Они уселись друг напротив дружки за столом в гостиной. Стол был большой, на большую семью, покрытый тяжелой парчовой скатертью; посередине стоял старинный шандал на пять свечей, похоже серебряный. Свечей в нем не было. Федор смотрел выжидательно, и Руслана Андреевна сказала:

— Лилечки нашей нет, два года было, как раз на десятое августа. Ушла наша красавица, наш светлый лучик, наша девочка… пусть земля ей пухом и царствие небесное. Не дождалась справедливости. — Она промокнула глаза кончиком фартука.

— Госпожа Тадессе умерла? — не поверил Федор.

— Умерла. Погибла… Два года уже.

Она заплакала. Федор рассматривал рисунки на стенах, акварели, как он определил: цветы и бабочки — невесомые, чистых нежных тонов — и думал, что же делать.

— Это Лилечка рисовала, — пояснила Руслана Андреевна, проследив его взгляд. — Она была очень талантливая. И кто знает, сложись все по-другому…

— Красивые рисунки, — согласился Федор. — Принести вам воды?

— Не нужно, спасибо. — Она высморкалась в носовой платок. — Вы лучше скажите, их нашли?

— Нашли. Вы сказали, погибла…

— Об этом даже говорить страшно! — воскликнула женщина. — Лилечка выпала из окна. Я ночью… под утро уже, услышала шум — вазон разбился, — вскочила с кровати и туда! Смотрю, окно распахнуто, вазон на полу, гардина оборвана. У меня ноги подломились, так и осела на пол, и сердце схватило. Потом кое-как поднялась, выглянула, а она там лежит! Не приведи господь испытать такой ужас! Было три утра…

— Вы ей…

— Я ей бабушка! Двоюродная сестра Гали, бабушки Лилечки. Она очень болела и позвала меня присмотреть за девочками — Леночкой, ее дочкой, и Лилечкой. Лилечка еще маленькая была. Я ее, почитай, и вырастила, красоточку нашу. Такая была красотка, не передать. Веселая, добрая, кошек дворовых жалела, еду им носила…

— А ее мама жива?

— Леночка? Леночки нет, она умерла, когда Лилечке было восемнадцать. Упала с балкона… Ну, вы понимаете, говорили всякое. Никто толком ничего не знал. Они все были с несчастной судьбой. В нашей семье женщинам не везет. Да и нет уже никого, одна я осталась. Леночка всю жизнь ждала своего принца из Эфиопии…

— Настоящего принца? — не удержался Федор.

— Да кто ж его разберет, настоящий или ненастоящий? Красавчик из себя был, как киноактер, может, и правда принц. И богач невиданный, подарками задаривал. Золотые украшения, да все тяжелые, ненашенские на вид — таких и не наденешь. Вскружил ей голову, наобещал с три короба, что заберет к себе, что поедут они в кругосветное путешествие и будут жить во дворце, да и вернулся на родину, и поминай, как звали. Но, видать, человек жалостливый да совестливый был, деньги слал исправно, и немалые. Кто знает, что там у него случилось, может, не захотела семья жену чужих кровей. А она ждала, все глаза проглядела. И Лилечку научила ждать, все повторяла: «Ты принцесса, ты принцесса, вот папка твой приедет и увезет нас в заморские страны». И получилась Лилечка не от мира сего — нежная, наивная, добрая… всем верила. Была тут у нас в доме одна оторва, Раиса звали, клейма негде ставить — так прямо липла к ней, дружить лезла, а Лилечка ей деньги давала, добрая душа. А потом Лилечка не вернулась домой, два дня не было. Леночка тогда как с ума сошла, металась по квартире, кричала, билась в дверь — бежать хотела, искать… Помощи с нее немного было и в лучшие времена, а тут вообще… Все на мне! Спасибо, Валерий Илларионович нас не оставил. Это наш сосед, царствие ему небесное, очень добрый человек был. Умер уже, через полгода после Лилечки. Сразу сдал, болеть начал…