Так почему же они разбежались? У мужа случилась большая любовь, и он сказал ей об этом. Он словно повесил на нее необходимость принять решение. На другой день Ирина подала заявление на развод. Свекровь, которая воспринимала ее «без фанатизма» и осуждала за чистоплюйство, была тем не менее недовольна, так как за семью нужно бороться. А то — фьють! Раз, два — и развод! Мало ли что в жизни бывает, а все равно держаться надо друг за дружку, и парню отец нужен. Раньше у нее были претензии: и обеды не каждый день, и работа по сменам, и носки рваные у сына, но перед угрозой развода она приняла сторону невестки.

А что испытывала она, Ирина? Обиду? Чувство «обгаженности», как говорит приятельница Алина? Нет! Она ощутила облегчение — свобода! Свобода от нетрезвых разборок в прегрешениях столетней давности, от поздних приходов и вранья, от вечных субботников с воскресниками, а также от аварий на работе, которые требовали его присутствия.

— Позвони и узнай! — говорила свекровь. — Мужика надо держать во как! — Она показывала Ирине кулак. — Ты уверена, что он на работе? На субботнике? На воскреснике?

Но Ирина не звонила — стыдно было. Да и верила, что именно на субботнике или воскреснике.

Вот так и закончилась ее семейная жизнь. «Ты не парься, — утешала Алина, — тебя с руками оторвут! Найдешь себе еще!»

Увы, не нашла.

— Оставь ребенка! — повторила Татьяна Сергеевна.

— Ма! Я останусь с бабулей! — заныл Глебушка. — У меня здесь друзья, а там никого нет!

«Там» — у них на выселках, или в Черемушках — как кому больше понравится, где четыре громадных домины на пустыре, вечные сквозняки и разломанные качели на обширном дворе. Там и днем страшно.

— Ма! Ну, пожалуйста!

— Глебушка, ты бросаешь меня? — Ирина не придумала ничего лучше.

— Я с бабулей! А ты придешь к нам в выходной! А в школу меня бабуля отведет! Да, бабуля?

Баррикада, и они по обе стороны. И что прикажете делать? Заставить, накричать, затопать ногами? Сын расплачется, Татьяна Сергеевна бросится жалеть…

— Ладно, оставайся, — сказала Ирина. — Отнеси домой свои вещи.

— Я отнесу! — с готовностью отозвалась Татьяна Сергеевна, схватила сумку и побежала в подъезд.

Мальчик закричал:

— Ма, привет! — и умчался к товарищам.

Ирина осталась одна. Она постояла у подъезда, не зная хорошенько, что делать дальше. И пошла со двора. Обиженная, одинокая, со своими проблемами…

Четыре года после развода, а она все одна. Не оторвали с руками. Конкуренция большая, кроме того, все нормальные мужики женаты, и жены их держат во как. Одна? В широком смысле не одна. Есть сын, есть мама, есть «Спикеры». Был Кирилл Сотник… Кирюша! Шебутной весельчак, жизнелюб, умница, настоящий друг — журналист местной газеты, брошенный женой, которая не выдержала его вечных командировок. Они встречались, если можно так сказать. Виделись урывками, всегда с удовольствием, но оба понимали, что будущего у них нет. Не было искры, лишь симпатия. У Кирилла была слава бабника и гулены, все это знали. Ирина видела его в городе всякий раз с новыми подругами, но ей и в голову не приходило ревновать. Кирилл подмигивал, она улыбалась и кивала в ответ. Назавтра он перезванивал и кричал: «Иришка, ты как? Прекрасно выглядишь! Я забегу?»

Кирилл умер полтора года назад в больнице. За несколько дней до этого Ирина навестила его, он дремал после сеанса диализа. Бледный, исхудавший, с глубокими тенями под глазами. Он словно почувствовал ее и открыл глаза. Улыбнулся: «Не бойся, Иришка! Все будет хорошо!»

Его любимое присловье: «Все будет хорошо!»

Когда она уходила, посидев с ним и подержав его за руку, он сказал: «Как мне вас жаль», — и закрыл глаза.

Уже потом, после смерти Кирилла, Ирина часто возвращалась к его словам и раздумывала, что он имел в виду. «Мне вас жаль!» Кого? Бросившую его жену? Сына? Ее, Ирину? Коллег по работе? Тех, кто остается? Человечество? Она так ни до чего и не додумалась, но иногда ей казалось, что она поняла! «Я ухожу, мои проблемы заканчиваются, — хотел сказать Кирилл, — а вы еще помучаетесь!»

Были и среди ее читателей такие, которые набивались… но Ирина боялась женатых мужчин. «Женатиков-полосатиков», как говорит Алина. Она представляла, что оскорбленная жена примчится в библиотеку и учинит скандал… Грандиозный шухер, по выражению кота Базилио.

А теперь еще и папу Карло арестовали за убийство. Бедный папа Карло! И премьера накрылась медным тазом. И «Спикеры» под вопросом. И она, Ирина, тоже под вопросом. Вон Петр Филиппович смотрит волком и называет иностранный отдел явочной квартирой для всяких-разных… рецидивистов и убийц! Во что ты вляпалась, горестно восклицала Татьяна Сергеевна. Ирина пыталась объяснить, но Татьяна Сергеевна не слушала. Она никого не слышит… и отца не слышала. Они разбежались окончательно вот уже пятнадцать лет, а до этого были бесконечные ссоры и примирения. Ирина «по умолчанию» приняла сторону матери. Та жаловалась, звонила отцу, писала письма, требовала вернуться. Татьяна Сергеевна — боец, в отличие от нее, Ирины. Отец до сих приезжает в гости и останавливается у них. На каникулах, на пару недель — он заведует кафедрой медицины в пединституте небольшого городка. И опять они скандалят каждый день! Даже сейчас, когда все точки над «i» расставлены. Да что там день! Каждый час, каждую минуту, вспоминая, обличая и не слыша друг дружку. Крик стоит страшный. Ирина сломя голову убегает в свою глухомань. Казалось бы, что уж теперь делить, да и сказано-пересказано все, но вот поди ж ты! И слова находятся, и старые обиды всплывают, и старые несводимые счеты сводятся…

Однажды отец сообщил ей, что у него есть женщина. Его так распирало от желания поделиться радостью, что он не удержался. Рассказал дочери, что влюбился… Они сидели в уличном кафе, отец заказал вино. Они пили вино, отец сиял, изливая ей душу. Женщина отца была намного моложе, с ребенком, девочкой десяти лет — Верочкой. Учительница русского языка. Они живут раздельно, разумеется, — городок маленький, все на виду, — но видятся каждый день, и девочка называет его дедушкой. Отец был счастлив. Ирина отметила это с легкой завистью и впервые подумала, что понимает отца. В отношениях с этой женщиной он был вожаком, а в их отношениях с Татьяной Сергеевной вожаком была она.

Вот и получается — сильная женщина или слабая, а результат тот же. Одна. Это об Ирине.

Когда отец уезжал, Ирина украдкой сунула ему подарок для девочки — куклу в нарядном платьице. Она никогда не забудет его лица, когда она прошептала: «Это для Верочки!»

Ирина расположилась на скамейке в парке с воркующими голубями и вопящими детишками. Мимо промчалась стайка молодых людей — видимо, студентов. Все вокруг радовалось прекрасному дню. Молодые люди были другие — они вели себя раскованнее, и одежда у них была другая, и прически… новая генерация. Вот и Глебушка… он будет еще более другой!

Она вспомнила себя студенткой… Студенческий спортивный лагерь в Ладанке, куда они выезжали каждое лето, мальчик с физмата — крупный, спокойный, немногословный, который не сводил с нее глаз. Их отряд оставили сворачивать лагерь; потом они возвращались в кузове грузовика, на куче матрасов, и он обнимал ее за плечи и пел что-то из бардов. Это было счастье, внезапно поняла Ирина. Мальчик пел ей, а вокруг сиял яркий солнечный день, будущее было безоблачно, жизнь была понятна и проста — черно-белая, или красно-зеленая, или желто-лиловая; он обнимал ее за плечи, ее волосы щекотали ему лицо, и он отводил русые прядки свободной рукой…