Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Во Внуково? — переспросил Дамиров. — Тогда это… никуда не сворачивай, оставайся на взлетной полосе. Как только заправят, мы отпустим половину пассажиров. А потом в Америку…
— Ребята, я ещё раз повторяю — мы не долетим в Америку. Самолет слишком много ест горючего, — попытался настроить на диалог командир экипажа.
— Не долетим? А куда долетим? Мы вон до Брянска и обратно протянули, так что…
— До Брянска и обратно это одно, а на дальние расстояния у нас другие самолеты летают. Те же ТУ-154.
— Так-так-так… Тогда… Тогда как сядем, скажи, что после заправки выпустим половину пассажиров, а потом… — Дамиров скользнул взглядом по салону. — А потом мы долетим до Ленинграда и выпустим ещё часть. А уже потом… Потом в Швецию. Да, в Швецию!
— Ого, вот это ты загнул…
— Меня твоё мнение не …бет! Ты скажи — мы долетим или нет? И не вздумай мне врать, паскуда! Я тебя насквозь вижу! Если сдохнем, так вместе!
— Долетим, — буркнул летчик.
— Вот и ладно. Тогда летим! И пусть никто не вздумает геройствовать, а не то кончите как эти! — Дамиров показал на лежащих раненных.
Кое-как мне удалось остановить кровь и замотать раны.
— Ты как? — украдкой шепнул я Зинчукову.
— Жить буду, а вот играть на пианино… вряд ли.
— Ты умеешь играть на пианино?
— Нет, но всегда мечтал научиться, — скривил он губы в некоем подобии улыбки.
Присутствия духа Зинчукову было не занимать. Я тоже не выказывал волнения. В такой ситуации нельзя волноваться. Уже потом можно будет всё взвесить, выяснить плюсы и минусы нашей операции, а пока что надо наблюдать и ждать… Ждать и наблюдать.
Дамиров и компания чуточку подуспокоились. Они поверили, что всё идет по их плану и вскоре, когда приземлятся в Москве, всё также пойдет по плану. Они отпустят часть пассажиров, заправятся, получат деньги и направятся в Ленинград. А дальше новая дозаправка, новая часть пассажиров и прямой путь к свободе.
А уже там, за чертой железного кордона они развернутся. Они покажут, как умеют радоваться свободе советские граждане! Они не только книгу напишут, но ещё и фильм снимут. Получат премии, их на руках носить будут. Сотни девчонок будут по ним вздыхать, а они будут ходить в белых штанах и курить толстые сигары! Они… Они…
Они идиоты! Но разве это скажешь, пока в руках у них оружие?
Кто-то знатно промыл им мозги, если решились на подобное. Кто-то очень серьезный. Ведь не зря же Воронов так задергался, когда я его загипнотизировал. Уже сейчас я понимаю, что на чужой гипноз был поставлен блок. Правда, блок слабенький, не рассчитанный на такого, как я, но всё же. И внушению со стороны они не поддавались. У них была четкая цель. Пусть они порой и путались в показаниях, но они четко хотели сесть в Москве и забрать деньги.
И это…
Я понял, что имел в виду Зинчуков, когда говорил, что они забирают Графа! Они в самом деле забирают Графа! И тот уже захочет изменить ход истории, он нарушит штурм и позволит террористам сбежать!
Да! Всё так на поверхности, что я невольно покачал головой.
Графу не нужны были ни миллионы, ни заложники — ему нужно было перебраться через кордон, а мирным путем это почему-то не получалось. Скорее всего потому, что он успел где-то засветиться и теперь аэропорты и вокзалы для него были закрыты. То есть выходит, что только так он может убраться восвояси?
Из этого всего я могу сделать только один вывод — «Гарпун» знает о Графе гораздо больше, чем сказано мне. И то, что я сам должен выйти на своего попаданца, не совсем соответствует истине. Скорее всего его уже срисовали, узнали личность и то, где он может обитать.
Что немаловажно — Граф знает о ведущейся за ним охоте и хочет сбежать из-за флажков. А моя операция вовсе не то, что кажется на самом деле. И я не совсем охотник — я больше напоминаю живца, на которого ловится Граф.
Или я всё это себе придумываю, а на самом деле это одно большое стечение обстоятельств?
В любом случае, мы это сможем узнать только по приземлению. Насколько мне помнится, в моем времени, штурм прошел не совсем удачно, так как опыта в этом деле ещё не было. Да, приехали тогда Андропов, Щёлоков, но… едва не постреляли всех пассажиров из крупнокалиберного пулемета. Только чудом никого не ранило.
А сейчас? Вот если рассуждать логически, то как бы я поступил на месте Графа, чтобы испариться вместе с самолетом?
Я бы не высовывался и вел себя ниже воды, тише травы. Вот почти как Воронов, который ни разу не выказал, что он вместе с Дамировым, но… Воронов — это не Граф!
Или Граф, но тщательно скрывается?
И как же он тогда ржал, рассказывая мне про мужика с хлебалом в виде колуна?
А что? Воронов и песни мог принести из нашего времени, и научить их Дамирова. Да и джинсы мог достать, но…
Я присмотрелся к нему. Блин, что-то мне подсказывало, что это вовсе не он. Может быть я и не прав, но почему-то в бледном молодом человеке вовсе не угадывался прожжённый убийца, которому море по колено, а горы по плечо. Нет, на самом деле Воронов трусил и делал это так отчаянно, что даже при взгляде на него у остальных презрительно кривились губы.
Он явно хотел отсидеться и уже тысячу раз пожалел о том, что связался с этими идиотами. А может всё-таки это маска?
— Всем сидеть и не дергаться! — проорал Дамиров, когда ощутил, что самолет начал снижаться.
— Мама, а дядя меня тоже убьет? — спросила девочка за нашими спинами.
— Нет, маленькая, он никого больше не убьет, — проговорила её мать, крепко прижимающая ребенка к себе.
— Всех завалим, если вякать будете! — рявкнул Дамиров.
— Ребенка-то не пугай, — осадил его я. — Детей и женщин вообще в первую очередь отпускать надобно…
— Завали хайло, старикан! Ты залатал этих полудурков? Вот и сиди на жопе ровно. Димка, чего там? — спросил Дамиров у Селиванова, который заглядывал в кабину пилотов.
— Да туман какой-то. Хреново видно! — ответил тот.
— И почему это?
—