QUAL О ECO DE FOUCAULT PENDENTE A 545?

Взгляд Томаша метался от листка с проклятой шарадой к тому на полке. Эко, Фуко, маятник. Эко, маятник, Фуко. Умберто Эко написал роман «Маятник Фуко». Профессор Тошкану спросил:

QUAL О ECO DE FOUCAULT PENDENTE А 545?

И тут в голове у Томаша будто сверкнула ослепительная молния.

Fiat lux![66]

Разгадка шарады скрывалась не в книгах Мишеля Фуко, а в романе Умберто Эко. Надо же было уродиться таким бестолковым, обругал себя Томаш. Ответ все время был у него под носом, элементарный, очевидный, логичный, а он потратил столько времени на этот абсурд с французскими книжками. Кто угодно сразу бы догадался, что речь идет о маятнике. Но только не он, образованный человек с докторской степенью, любитель философии. Идиот.

Теперь не оставалось никаких сомнений, в том, что означают три цифры, завершающие ребус.

545.

Томаш набросился на книгу, словно голодный на пиршественный стол и принялся судорожно перелистывать страницы, пока не нашел нужную, пятьсот сорок пятую.

Квартал Алфама предстал перед ним во всем своем блеске, с облупившимися фасадами, цветами в кадках, протянутыми над узкими улочками веревками, на которых сушились чьи-то рубашки, майки и простыни. Жизнь вокруг била ключом, но Томаш карабкался на вершину холма вдоль старой крепостной стены, упрямо глядя себе под ноги, на брусчатку мостовой, и крепко зажав под мышкой портфель с документами. Он шел, не замечая ни шумной толпы, ни переполненных таверн, ни оживленных базарчиков, ни тихих антикварных магазинов и нарядных сувенирных лавок, петлял по лабиринту тесных переулков, пока, испытав огромное облегчение, не добрался до улицы Чао-да-Фейра и не миновал ворота Сан-Жоржи, ведущие к замку.

Запыхавшись от долгой дороги наверх профессор остановился передохнуть под пиньями площади Армаш, у мрачноватого памятника Алфонсу Энрикешу, подхватил поудобнее портфель и задумчиво оглядел выставленные на защиту замка пушки XVII века. После того как Алфонсу Энрикес в 1147 году изгнал из Лиссабона мавров, замок Сан-Жоржи сделался резиденцией португальских королей. В нем жили Жуан II и Мануэл I, великие правители великой эпохи Открытий. Томаш пересек площадь и поднялся на крепостную стену; теперь город лежал у его ног: безбрежное море крыш, перерезанное серебристой лентой Тежу с переброшенной через нее кирпично-красной дугой, мостом Двадцать пятого апреля. Полюбовавшись панорамой Лиссабона, Норонья прошел по эспланаде в патио, под сень величественной Дворцовой башни. Морды охранявших патио маленьких каменных львов смотрели на расставленные у стены круглые столы. За одним из этих столов, между оливой с кривым стволом и старинной пушкой, сидел Нельсон Молиарти. Они условились встретиться в патио, хотя, по мнению португальца, сырая и холодная погода вовсе не располагала к трапезе на свежем воздухе.

Американец и португалец обменялись приветствиями и любезностями. Покончив с формальностями, Томаш приступил к отчету.

— Я изучил копии документов, которые раздобыл у вдовы, посидел в архивах в Лиссабоне, Генуе и Севилье и теперь могу точно сказать, что профессора интересовало происхождение Колумба, — сообщил Норонья. — Особое внимание он уделял именно генуэзским архивам. Теперь мне предстоит разобраться со всем, что удалось накопать, и понять, к каким выводам он пришел.

— Ответьте мне прямо, — попросил Молиарти. — То, чем занимался Тошкану, имело хоть какое-то отношение к открытию Бразилии?

— Поначалу имело. Но потом профессор узнал нечто такое, что увело его совсем в другую сторону.

— Что же он мог узнать?

— Этого я пока не знаю.

Молиарти опустил голову.

— Son of a bitch! — простонал он сквозь зубы. — Столько времени водил нас за нос.

За столом воцарилась тишина. Томаш выжидал, пока американец немного успокоится. Официант, безошибочно уловив момент, принес закуски: соте из фуагра с грушевым пюре и цикорием для Молиарти и террин из козьего сыра с сушеными помидорами черри и яблоком в карамели для Нороньи. Вид изысканно сервированных блюд приободрил Нельсона.

— Мне продолжать? — спросил Томаш, когда официант удалился.

— Да. Go on, — Молиарти зачерпнул ложкой соте. — Приятного аппетита.

— Спасибо, — кивнул португалец, пробуя сыр. — Давайте перейдем к документам из генуэзских архивов. — Он достал из портфеля папку, раскрыл ее и достал ксерокопию. — Экземпляр номер сто тридцать, письмо архиепископа Гранады миланца Петра Ангиерского графу Джованни Борромео от четырнадцатого мая 1493 года. — Томаш протянул листок американцу. — Взгляните.

Молиарти взял письмо и с несчастным видом вернул Норонье.

— Извините, Том, я не знаю латыни.

— Ох, простите! — Португалец отыскал в письме нужную фразу и ткнул в нее пальцем. — «Redita ab Antipodibus ocidinis Christophorus Colonus, quidam vir ligur».

— И что это значит?

— «Христофор Колон, генуэзец, первым достиг дальних западных земель». — Томаш достал из портфеля следующий лист. — А вот послание итальянскому кардиналу Асканио, экземпляр сто сорок два; в нем Колумба называют «Colonus ille novi orbis repertor», то есть Колон, первооткрыватель Нового Света. Заметьте, Ангиерский всюду пишет «Колон», а не «Колумб».

— Откуда взялись эти письма?

— Немец Якоб Корумбергер опубликовал их в 1511 году под заглавием «Legatio Babilonica», а миланец Арнальди Гильельми использовал в 1516-м в своей книге «De orbe novo decades». Это история Испании, в которой, кстати, полно ошибок.

— Вы видели оригиналы писем?

— Нет, они не сохранились.

— Но при переизданиях имя могли написать неправильно.

Томаш печально кивнул и отщипнул еще сыра.

— Это вечная проблема со старинными текстами. Практически со всеми, где упоминается Колумб. Нельзя с уверенностью сказать, не ошибся ли переписчик, не подделал ли кто-нибудь факты биографии адмирала. Иногда довольно одной закорючки, чтобы полностью изменить смысл написанного. Оригиналов писем Ангиерского не существует, есть только перепечатки одиннадцатого и шестнадцатого годов, а в них имя могли написать по-своему. И тем не менее для нас эти послания бесценны, ведь там речь идет о происхождении Колумба. Ангиерский утверждает, что человек, открывший Америку, был родом из Лигурии, но мог ли он знать наверняка?

— А этот Ангиерский был знаком с Колумбом?

— Некоторые историки полагают, что да, но в письме архиепископ называет его «некто Колумб». А так не пишут о человеке, которого знают лично, не правда ли?

— Пожалуй, — согласился Молиарти, ненадолго оторвавшись от соте. — Но, насколько я понял, Ангиерскому нельзя полностью доверять. Есть ведь другие источники, по которым выходит, что Колумб был из Генуи?