Поэтому, несмотря на повальное увлечение фрилансом и переход многих коммерческих и государственных структур на бесконтактное управление сотрудниками, мэрия Москвы пока не соглашалась на распространение новых форм управления, и почти все её подразделения имели реальные, а не виртуальные офисы.

Имел свой офис, а в нём роскошный кабинет с громадным столом, напоминающим стол для игры в теннис, и Арнольд Метаксович Бесин, только располагался этот офис не в мэрии Москвы на улице Тверской, дом 13, а в отдельном здании, построенном в стиле средневекового замка на берегу Крылатского канала.

Заявившись к себе, Бесин хлебнул тфанишшара – кибитского тоника, весьма популярного на родине Шамшура Ашшурбазипала, похожего по вкусу на чёрный монгольский чай с экскрементами джунгарского тарпана, дождался Новихина.

– Готов служить! – браво вскинул руку к виску бритоголовый, загорелый молодой человек; точнее, драгон, похожий на спортивного молодого человека.

– Сядешь справа.

– Слушаюсь, Драгон Уфф!

– Поменьше пыла, – поморщился Бесин.

Через десять минут заявился мрачный Битер в сопровождении Рожнова, разработчика операции по захвату хроника Ватшина. В его взгляде сомнение боролось со страхом и высокомерием.

– Нам подождать? – указал он глазами на Новихина.

– Садитесь, – тяжело сказал Бесин.

Круглый как мяч, крепко сбитый коротыш Битер и узколицый, похожий на мышь Рожнов переглянулись, бочком сели на неудобные, специально предназначенные для посетителей стулья.

– Вы вели съёмку операции? – пробасил Арнольд Метексович.

Битер раздул побелевшие ноздри, кинул косой взгляд на Рожнова.

– Предполагалось, что они поедут…

– Да или нет?

На щеках Битера вздулись бугры желваков, совсем как у настоящего человека.

– Нет.

– Почему?

– Предполагалось, что это не понадобится.

– Что произошло?

– Они оказались более подготовленными.

– Кто – они?

Битер снова крутанул желваки, помедлил, переживая унизительное чувство зависимости.

– Триэновцы.

– А по нашим данным, это были не триэновцы, – безразличным тоном сказал Новихин.

Рожнов глянул на него исподлобья.

– Вы что, там были?

– Я – нет, мои люди – да.

– С чего вы взяли, что нас встретили не триэновцы?

– Триэновцы там были, трое на джипе «Рэндж Ровер». Но ликвиднули нашу опергруппу не они.

– А кто? – тяжело, с презрительным недоверием спросил Битер.

Бесин глянул на подручного.

– Он лишний.

В руке Новихина появился пистолет с длинным дулом, раздался тихий хлопок, и во лбу Битера расцвела дыра.

Удар пули откинул его на спинку стула, и Битер упал вместе с ним, произведя гораздо больше шума, чем выстрел.

По-видимому, при падении оказалась задетой система голографической маскировки, превращавшей «ящера» в человека, и голова Битера превратилась в голову получеловека-полузверя с зеленоватой чешуйчатой кожей и костяными гребнями через весь череп.

На шум в кабинет заглянула секретарша Бесина Моника, тоже прятавшая истинный облик под маскером. Увидев лежащего на полу Битера, из-под головы которого расплывалась лужа зелёно-коричневой крови, она не удивилась.

– Арнольд Метаксович?

– Вызови ассенизаторов, – скомандовал ей Бесин.

Моника исчезла.

Рожнов встал. Лицо его пошло пятнами. Он не был ксенотом, его завербовали рекрутеры «Ксенфорса», когда он служил майором полицейского спецназа в Казани, и с тех пор он служил хозяевам-нелюдям изо всех сил.

– Сядь, – сказал Бесин.

Рожнов постоял немного, сжав губы в полоску, сел.

– Будешь заниматься тем, чем занимался Дарк Даг… э-э… Битер. Но если проколешься…

Рожнов вскочил, но, поймав презрительно-весёлый взгляд Новихина, сел снова.

– Сделаю всё возможное и невозможное.

– Найди тех, кто нам помешал у издательства.

– Может, это герпы?

– Нет, – сказал Новихин.

– Я видел бабу с сумочкой…

– Обсудишь всё с ним. – Бесин кивнул на Новихина. – В твоём распоряжении будет первый монк.

– Слушаюсь!

Монком ксеноты называли мобильный отряд наблюдателей и киллеров.

– Иди пока.

Рожнов выполз из-за стола, тихо закрыл за собой дверь.

– Он справится? – с неодобрением хмыкнул Новихин. – Опер он неплохой, а вот с мозгами у него…

– Не справится – уберёшь, – равнодушно буркнул Главный.

Герпы – змеелюди присутствовали на Земле не один миллион лет. Наравне с драгонами они пытались установить над Землёй глобальный контроль, конкуренты отвечали тем же, и между ними часто вспыхивали конфликты, перераставшие из «тихой междоусобицы» в натуральную войну с сотнями тысяч жертв, после которой материки покрывались «метеоритными» кратерами и выжженными пустынями.

В двадцать первом веке противостояние двух ксеносистем вышло на иной уровень – информационно-психофизический, менее заметный извне, хотя и не менее эффективный и яростный. И тем и другим не нужны были разрушенные материки, города, объекты высокой архитектуры и искусства, им нужны были человеческие эмоции, их внутренняя энергия, слепое подчинение воле звёздных владык. Поэтому войны между ними если и случались, то в других состояниях и измерениях. При этом локальные войны и конфликты между самими людьми поощрялись и герпами, и драгонами, так как это облегчало процесс откачки энергии и контроль на государственном и общечеловеческом уровне.

Шестнадцатого мая двое Исключительных – герпы из клана Вселения, ответственные за Россию, получили сетевое послание прибыть в святая святых «Герпафродита» – резиденцию Первого Администратора, главы Всеземного Управления Контроля змеелюдей.

«Герпафродит» уже давно работал в режиме виртуальной связи и не пользовался офисами, резиденциями и кабинетами, от которых начали отказываться и люди. Но базы и порталы мгновенного перемещения в пространстве, называемые ссвистами, были необходимы, поэтому от них отказаться было невозможно. «Ксенфорс» – ксеносистема «ящеров» – тоже имела свои базы и порталы, правда, назывались они иначе – друу.

И всё же центральный аппарат «Герпафродита» – Админцентр – существовал, хотя знали об этом только высокопоставленные герпы. Этот аппарат располагался в Англии и был известен как Школа искусств Глазго.

Школа в Глазго была основана в 1845 году и первоначально носила название Государственная школа дизайна Глазго. Нынешнее здание школы было построено в конце девятнадцатого – начале двадцатого века по проекту шотландского архитектора-модерниста Чарльза Макинтоша и простояла в таком виде больше века, практически не меняя облик.