– Не бей тетю Офи! Я тебя ненавижу!

Всеволод что есть мочи пнул мальчика, и тот полетел в раскрытый погреб. Раздался глухой звук удара, и воцарилась тишина. Сева замер, Офелия вскочила и бросилась вниз. В первую секунду, очутившись возле ребенка, лежавшего неподвижно на боку, и увидев темно-красную лужу, растекавшуюся из-под его головы, она решила, что Федя погиб. Но, сев на корточки, поняла: нет, мальчик жив, просто задел открытую канистру с вином, та перевернулась, и спиртное разлилось.

– Боже, Федя умер… – прошептал Всеволод, подошедший к открытому люку, – сколько крови… Господи, что мне делать?

В эту секунду Феденька открыл глаза. Офи быстро наклонилась над ним и шепнула ему на ухо:

– Притворись мертвым и улетишь на Мальту.

Как всегда, в момент сильного стресса ей в голову мигом пришла идея, как найти выход из совершенно безвыходного, казалось бы, положения.

Федор послушно замер. Офелия посмотрела вверх.

– Да, умер. Не дышит. Пульса нет. На голове огромная рана, и шея сломана.

Всеволод отступил от края подпола. Офелия тихо сказала своему подопечному:

– Ничего не бойся. Сейчас я опущу крышку, но скоро вернусь за тобой.

Потом она вылезла наружу, закрыла подпол и посмотрела на племянника. Севу трясло крупной дрожью.

– Я не хотел, – клацая зубами, простонал он, – честное слово. Не понимаю, как это вышло. Что теперь будет?

– Приедет полиция, и тебя арестуют, – пообещала Офи. – А в доме полно гостей. Представляю реакцию Анатоля… Не волнуйся, я подтвержу, что ты от злости, без умысла толкнул ребенка. Думаю, более семи лет тебе не дадут.

– Сколько? – ужаснулся ничего не смыслящий в законах Всеволод. – Семь лет? Я умру! Не вынесу! Помоги!

Офи пожала плечами.

– Как ни крути, ты убил сына. Пусть нечаянно, но лишил Федора жизни, за такое по головке не погладят.

– Сделай что-нибудь! – взмолился Сева. – Придумай, как мне выпутаться!

– Есть один вариант… – протянула Офи. – Может сработать, если ты будешь меня беспрекословно слушаться.

– Все, что скажешь, выполню, только спаси, – всхлипнул Сева, мозг которого был к тому же затуманен алкоголем.

Тетка похлопала племянника по спине.

– Рано утром шестнадцатого Федя должен был улететь на Мальту. Поэтому, если мальчик исчезнет из дома, никто не удивится. Мы промолчим о его смерти, о ней не узнает ни одна живая душа, включая американского юриста. Вместо него на Мальту с документами Федора улетит другой ребенок, его одногодок, сирота.

– И наследство достанется хрен знает кому? – вскинулся Всеволод. – Весь капитал? Ведь став совершеннолетним, его получит этот парень!

– Тебе решать, – хмыкнула Офи, – садишься в тюрьму лет на семь-девять или забываешь про денежки. И я хочу вознаграждения за то, что замажу твое преступление: ежемесячный взнос из США мой, и только мой. А насчет основного капитала… Исполнится двойнику восемнадцать лет, мы с ним состояние поделим, каждому часть достанется. Но забесплатно я ничегошеньки делать не стану.

– Пожалуйста, пожалуйста… – в страхе забормотал Сева. – Сюда кто-нибудь войти может. Как убрать тело из погреба? Где его похоронить? Я сейчас с ума сойду…

– Так мы договорились? – перебила племянника Офелия. – Анатоль не узнает про наследство? Если ты будешь болтать про доллары, я расскажу, как ты убил сына. Кстати, полиция может посчитать, что ты сознательно толкнул его. И тогда ты сядешь пожизненно.

– Нет, нет, нет! – зачастил Всеволод.

Офелия вынула из ящика тетрадь, вырвала из нее лист, протянула ему вместе с ручкой и велела:

– Пиши под мою диктовку. Я… фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес по прописке… убил четырнадцатого октября своего сына.

– Это зачем? – испугался Сева.

– Это моя охранная грамота, – честно ответила Офи. – Захочешь деньги у меня отнять, я твое признание кому надо отнесу.

– Где гарантия, что ты будешь держать язык за зубами? – вдруг почти трезво спросил композитор.

Его тетка спокойно ответила:

– Я твоя сообщница, значит, тоже могу попасть в тюрьму. И мигом лишусь денег, если правда выплывет наружу. Впрочем, можешь ничего не писать, я тогда тоже ничего делать не стану. И сейчас же позвоню в полицию.

– Нет! – прошептал Сева и написал признание в убийстве сына.

Опекунша Феди взяла документ.

– Теперь ступай к гостям и постарайся вести себя естественно.

– А что с телом делать? – обморочным голосом осведомился «отец-убийца».

– Я уже все продумала, – заявила Офелия. – Но тебе придется помочь мне похоронить мальчика.

– Где? – испугался Всеволод.

– Объясню позднее. Вечеринка, как всегда, завершится в десять, а в пол-одиннадцатого жду тебя в театре, в маленьком холле.

Когда племянник ушел, Офи спустилась в подвал и спросила у Феди:

– Ты как?

– Коленку ушиб, – ответил ребенок.

– Слушай меня внимательно! – приказала она. – На карту поставлено наше будущее, нам нельзя ошибиться.

Квартиру Анатоля и помещение театра соединяет специально сделанный проход, дверь в него расположена в паре шагов от кухни. Офелия быстро увела Феденьку в зал для репетиций, спрятала в укромном месте и, велев тихо ждать ее возвращения, поспешила в цех реквизита.

Долгие годы дружившая с Марией, отвечавшей за вещи, которые используются в спектаклях, она прекрасно знала, где что лежит. Поэтому быстро нашла куклу Суок, которая пылилась без дела не один год, положила ее в кофр для костюмов и в двадцать два тридцать позвонила Севе с вопросом:

– Ты где?

– В маленьком холле, – напряженным голосом ответил тот…

Тут у Офелии снова начался кашель, и она опять схватилась за минералку. Григорий воспользовался моментом, чтобы задать вопрос:

– Зачем вы устроили представление с погребением куклы?

Сестра Анатоля поперхнулась.

– Неужели не понятно? Всеволоду надлежало убедиться: он реальный убийца, а я его покрываю. А для этого требовалось его участие в похоронах. Все ведь логично – мне одной с трупом не справиться. Если б я не кликнула Севку, который на тот момент от принятого спиртного соображал не совсем четко, он бы уже на трезвую голову мог подумать: как это тетка умудрилась в одиночку унести тело. Еще, не дай бог, в его башке зародились бы сомнения, дескать, вдруг мне кто-то помогал. А так все ясно: вместе поехали в Малинкино, мы сообщники, подельники, преступники.

– Кукла-то к чему? – никак не мог успокоиться Пономарев.

Офи неожиданно улыбнулась.

– Хоть Севка и под градусом был, ведь не в лохмотья же пьян, кое-как мозги работали. Где мне останки для погребения взять? Набить мешок тряпьем и бросить туда пару кирпичей для веса? Потащим мы «мальчика» к машине, понесем по погосту, племянничек пощупает кофр и заподозрит неладное. Где руки-ноги? Где голова? Вот я и положила в кофр Суок. Ростом она, как Федя, и конечности есть, а то, что не мягкая, так это понятно – мертвое тело остывает и коченеет.