Если афиняне и коринфяне уговаривали спартанцев не начинать войну с Аргосом, то Эгина и Мегары открыто объявили, что в случае начала этой войны они встанут на сторону аргосцев.

Только-только созданный Эллинский союз грозил развалиться.

Очередные выборы эфоров помешали спартанцам начать войну. Вновь избранная коллегия эфоров объявила о готовности заключить мир с аргосцами. Немало людей в Коринфе, Афинах, Мегарах и Эгине вздохнули с облегчением, узнав о таком решении спартанских эфоров. Дабы выказать свои добрые намерения и желание замириться со своим извечным врагом, лакедемоняне отпустили без выкупа всех аргосских пленных.

Посредниками в этом деле выступили коринфяне и эгинцы.

Несмотря на уговоры эгинцев и благородный жест лакедемонян, в Аргосе не торопились заключать мир со Спартой и вступать в Эллинский союз. Аргосцы настаивали, чтобы спартанцы вернули им также Кинурию. И еще аргосцы хотели председательствовать в Эллинском союзе наравне с афинянами и спартанцами.

После таких заявлений аргосцев лакедемоняне прекратили с ними всяческие переговоры. Вопрос о мире между Спартой и Аргосом повис в воздухе. Афиняне попросили спартанцев не затевать первыми войну с аргосцами, чтобы сохранить в целости Эллинский союз. Если же аргосцы опять вторгнутся в Лаконику, тогда афиняне придут на помощь к лакедемонянам по первому их зову. В Спарте ответили согласием на это предложение из Афин.

Едва взглянув на брата, Дафна сразу все поняла: случилось что-то серьезное. Был вечер. В это время суток Леарху следовало находиться в доме сисситий, а он пришел домой к сестре.

— Выкладывай, что стряслось, братец, — сказала Дафна. — И живо беги в дом сисситий, иначе неприятностей не оберешься.

— Горго больше не хочет встречаться со мной, — промолвил Леарх с отчаянием в голосе. — Она сама сказала мне об этом.

— Вы с ней поссорились, что ли? — спросила Дафна.

— Нет. — Леарх тряхнул кудрями. — У нас все было хорошо до сегодняшнего дня. А сегодня Горго вдруг заявила, что мне следует жениться на Элле, дочери Пантея. Горго утверждает, что мы с Эллой очень подходим друг другу. Я сказал, что Элла мне безразлична, но Горго не стала меня слушать.

Дафна долго хранила молчание, размышляя.

— Ну, что скажешь, сестра? — не выдержал Леарх. — Что мне делать?

— Не отчаивайся раньше времени, братец, — ответила Дафна. — Ступай в дом сисситий. Я поговорю с Горго.

— Когда? — встрепенулся Леарх.

— Немедленно, — сказала Дафна.

Ей пришлось чуть ли не силой выпроводить Леарха на улицу.

С самой первой минуты разговора Дафна почувствовала в Горго какую-то перемену. Горго не пыталась уходить от ответов или отшучиваться, она не прятала глаз, когда Дафна завела речь про Леарха и его переживания.

— Я понимаю, — кивала Горго, — Леарх привык ко мне. Он привык обладать мною. И этот внезапный разрыв, конечно, весьма болезнен для него…

— Леарх по уши влюблен в тебя, Горго! — пылко воскликнула Дафна. — Неужели ты не чувствуешь этого?

— Потому-то я и прерываю нашу связь, — непреклонно проговорила Горго. — Женой Леарха я все равно не стану. Мой брак с Леонидом неразрывен. Дабы Леарх не тешил себя тайными надеждами, я напрямик сказала ему, что между нами все кончено. Я не просто бросаю Леарха, но стараюсь устроить его судьбу. Я подыскала ему хорошую невесту. Умоляю, Дафна, не смотри на меня такими осуждающими глазами!

Горго приблизилась к Дафне и обняла ее.

— Ты стала какая-то другая, — чуть слышно проговорила Дафна. — И твое отношение к Леониду изменилось, я вижу это. Неужели в тебе пробудились чувства к нему после стольких лет безразличия?

— Пробудились, — прошептала Горго на ухо подруге. — И я счастлива, что это произошло!

* * *

Вскоре состоялась помолвка Леарха, сына Никандра, и Эллы, дочери Пантея. Этому событию предшествовали переговоры между родственниками с обеих сторон. Если в других государствах Эллады на таких переговорах обычно обсуждается размер приданого будущей невесты, то в Лакедемоне давать за девушкой приданое было запрещено законом. Это было введено Ликургом для того, чтобы женихи в Спарте не искали иной выгоды, кроме красоты невесты и ее непорочности.

На помолвке присутствовали родители Эллы и вся ее ближайшая родня. Немало родственников присутствовало и со стороны Леарха. Присутствовали на этом торжестве и Леонид с Горго.

Помолвка, как обычно, завершилась пиршеством, на котором Леарх и Элла сидели бок о бок на виду у всех.

Среди песен, шуток и смеха пирующие вспоминали доблестного Никандра, отца Леарха, а также восхищались не менее доблестным Дионисодором, дедом Эллы. Для двух спартанских семей, решивших породниться, древность рода и храбрость предков являлись самыми верными доказательствами в правильности выбора.

Наконец все присутствующие на этом застолье пожелали, чтобы Дафна — уже в который раз! — рассказала о том, как она вместе с живописцем Ксанфом и конюхом Евбулом догоняла войско Леотихида, выполняя приказ эфоров.

О храбром поведении Дафны во время инцидента в одном из горных селений илотов в Спарте стало известно от Евбула и Ксанфа. Сама Дафна не любила вспоминать об этом.

Впечатлительный Ксанф написал картину, на которой изобразил себя, Евбула и Дафну в стычке с десятком вооруженных илотов. В центре этой картины была помещена Дафна с луком в руках. После того как картину увидели многие граждане Спарты, Дафне волей-неволей пришлось рассказать об этом приключении сначала матери и брату, потом Горго и Леониду, а затем всем своим подругам. Булис и его жена Галантида даже приглашали Дафну к себе домой, чтобы послушать ее рассказ.

Старейшины почтили Дафну лавровым венком за доблесть, таких же венков удостоились Евбул и Ксанф.

Чтобы сделать приятное родственникам Эллы, Дафна еще раз рассказала о том, как она и двое ее спутников, не жалея коней, мчались в Кинурию, как ночью они едва не погибли в горах от рук илотов, как они торопились, желая настичь спартанское войско в Прасиях, но догнали его лишь на равнине у Гиппокефал. На поле битвы, заваленном павшими воинами, Дафна, хоть и с опозданием, все-таки вручила письменное донесение эфоров Леотихиду.

Видя, с каким восхищением слушает Дафну юная Элла, Леарх улыбнулся в душе. У него не было ни малейших сомнений в том, что дочь Пантея и в столь юном возрасте вполне сможет повторить подвиг Дафны. Леарху приходилось видеть, как лихо Элла умеет ездить верхом, как метко она стреляет из лука и кидает дротик в цель. Элла также отлично плавает и почти на равных борется в палестре с юношами-одногодками.

«Всякий, живущий в Лакедемоне, способен на подвиг, будь то мужчина или женщина, — подумал Леарх. — Не зря же спартанцы проходят столь суровое воспитание. Элла наверняка даже завидует Дафне!»