Леарх с трудом сдержал улыбку, украдкой бросив взгляд на Эллу.

Благородный профиль юной дочери Пантея с прямым носом, округлым подбородком и чувственными устами невольно притягивал к себе взгляд Леарха.

Элла повернула голову и встретилась глазами с Леархом.

— Какая у тебя красивая сестра! — прошептала она.

— Ты красивее, — так же шепотом ответил Леарх, мягко стиснув под столом маленькую руку Эллы.

В следующий миг Леарх ощутил ответное пожатие теплой девичьей ладони.

Единственным из спартанцев, неплохо знающим персидский язык, был Агафон, сын Полиместора. Его-то власти Спарты и отправили в Азию своими глазами взглянуть на персидское войско, расположившееся станом на равнине у города Сарды. По слухам, Ксеркс стягивал в лагерь близ Сард отряды из всех подвластных племен, собираясь в поход на Грецию.

Агафон отсутствовал больше месяца. Эфоры, пославшие Агафона в эту опаснейшую поездку, уже не чаяли увидеть его живым. И все же Агафон вернулся!

В герусии по этому поводу было объявлено тайное заседание. Нарушая все традиции, эфоры и старейшины даже ушли с праздника в честь Артемиды Лимнатиды, который проходил в Спарте в эти дни. Пришел в герусию и царь Леонид, заняв свое место на троне Агиадов. Стоявший рядом трон Эврипонтидов пустовал. Царь Леотихид на днях уехал в Коринф, чтобы принять участие в съезде представителей городов, образовавших Эллинский союз.

По обычаю, перед тем как отчитаться перед эфорами, Агафон должен был принести клятву на внутренностях жертвенного животного, что не произнесет ни слова лжи. Однако эфоры пренебрегли и этой процедурой, объятые нетерпением и любопытством. Им была ведома правдивость Агафона.

Агафон вышел на середину небольшого квадратного зала с круглым отверстием в потолке для выхода дыма. Свет из узких окон падал прямо на Агафона, который был похож на бродягу в своем выцветшем запыленном плаще и стоптанных сандалиях. Его лицо было опалено солнцем, черные вьющиеся волосы лазутчика беспорядочно топорщились на голове.

— Боги свидетели, у меня была возможность убедиться в могуществе и благородстве персидского царя, — так начал Агафон свое повествование об увиденном под Сардами.

Первым делом Агафон рассказал о том, как он добрался до берегов Азии на эгинском корабле, как вместе с двумя другими греческими лазутчиками добирался до персидского стана. Персы сумели выследить и схватить всех троих греческих соглядатаев. Ксеркс не только не казнил их, но приказал показать им все персидское войско: конницу, пехоту и боевые корабли.

Эфоры и старейшины внимали Агафону в глубоком молчании, словно оцепенев от услышанного. Когда Агафон начал перечислять разноплеменные войска Ксеркса, описывая в подробностях одеяние и вооружение каждого отдельного отряда, то старейшины стали переглядываться между собой, все больше мрачнея. Тревога была написана и на хмурых лицах эфоров.

Время шло, истекая капля за каплей в клепсидре, стоявшей в углу на подставке.

Агафон монотонно и неторопливо, с присущей ему дотошностью, продолжал перечислять азиатские племена, собравшиеся под знаменами персидского царя. Иногда, кроме численности того или иного отряда, в памяти Агафона всплывало имя какого-нибудь варварского военачальника, с которым ему удалось перекинуться несколькими фразами, или название местности, откуда прибыли какие-нибудь азиаты, поразившие его своим внешним видом. Время от времени Агафон делал паузу, припоминая какую-нибудь подробность или важную деталь. В такие минуты никто не произносил ни слова, как будто эфоры и старейшины все разом лишились дара речи.

Только когда Агафон упомянул о том, что во время перехода от Сард к Геллеспонту персидское войско, остановившись на ночлег, досуха выпило реку Скамандр, у кого-то из старейшин вырвался невольный возглас изумления.

А кто-то из эфоров недоверчиво воскликнул:

— Такого не может быть!

— Я видел это собственными глазами, — произнес Агафон, бросив холодный взгляд в сторону эфоров. — Могу поклясться чем угодно!

В конце своего долгого повествования Агафон подробно описал устройство мостов, соединяющих Азию с Европой. Два длинных моста через морской пролив персы соорудили из поставленных в два ряда палубных судов, соединенных друг с другом толстыми канатами. На эти канаты строители положили доски, насыпав сверху землю и смастерив высокие перила, тоже из канатов. По одному из этих мостов Агафону удалось перейти с азиатского берега на фракийский берег.

Рассказал Агафон и о персидском флоте:

— Финикийцы выставили триста триер, да египтяне привели двести кораблей, это самые большие суда во флоте Ксеркса. Киликийцы снарядили сто триер, а их соседи ликийцы — пятьдесят. Еще сто пятьдесят кораблей пришло с Кипра. Карийцы выставили семьдесят триер. Памфилы привели тридцать кораблей, столько же судов снарядили азиатские дорийцы. Ионийцы выставили около ста триер. Жители Троады снарядили восемьдесят кораблей. Эолийцы привели двадцать судов. Пятнадцать триер пришли к персам с острова Лесбос. С острова Лемнос прибыло десять триер. Пять триер выставил остров Фасос.

Когда Агафон умолк, то в герусии несколько долгих мгновений царила глубокая тишина. Все опасности, пережитые в прошлом, все беды, грозившие Лакедемону со стороны Аргоса, теперь казались сущим пустяком по сравнению с тем гигантским валом, который надвигался с Востока и грозил захлестнуть всю Элладу. Рассказанное Агафоном до такой степени потрясло старейшин и эфоров, что, когда царь Леонид заговорил о том, что сколь бы многочисленно ни было воинство Ксеркса, это воинство все равно состоит из обычных смертных людей, которых можно победить в сражении, на него воззрились, как на сумасшедшего.

— Победить Ксеркса невозможно! — удрученно промолвил кто-то из старейшин. — Спартанцам остается лишь доблестно пасть в битве всем до одного.

— За что же боги разгневались на нас? — печально воскликнул другой голос.

— Не о гневе богов надо думать, а о том, как отразить нашествие Ксеркса! — раздраженно бросил Леонид.

Однако Леонида никто не слушал. Старейшины, перебивая друг друга, обсуждали, куда отправить феоров: в Олимпию или в Дельфы. Запрос для оракула был один: есть ли спасение для Лакедемона от надвигающейся персидской угрозы?

Лишь двое из старейшин, соглашаясь с Леонидом, настаивали не на посылке феоров к оракулу, а на подготовке спартанского войска к походу. Это были Евриклид и Дионисодор. Но их голоса тонули в разноголосье тех, кто в отчаянии уповал лишь на милость богов.

Эфоры и вовсе покинули заседание, заявив, что любые обсуждения предстоящей войны с персами преждевременны. Сначала нужно дождаться возвращения из Коринфа Леотихида.

Вслед за эфорами герусию покинул и царь Леонид. Вечером в его доме состоялся своего рода тайный совет, на котором кроме царя присутствовали Агафон, Сперхий и Мегистий.