– А почему она должна быть где-то?

– Но мы же договаривались ее не трогать. Я сам должен был поговорить с ней.

– Во-первых, мы ни о чем не договаривались. А во-вторых, знаешь куда они ехали, когда мы их взяли? В аэропорт! У них билеты на Майорку были, путевки. Если бы мы не подсуетились, они бы тю-тю! Может быть, навсегда.

– Вы привезли ее сюда, а меня с глаз долой, да?

– Не хотели, чтобы ты шум поднимал.

– Почему Дарьяна связана?

– Потому что брыкается…

– Я бы мог ее успокоить.

– Думаешь? – Медник окинул его взглядом.

Он сомневался в том, что грязный после шахты Валентин сможет произвести на Дарьяну благоприятное впечатление. Но именно это ему, похоже, и понравилось.

– Я хочу с ней поговорить. Ее нужно развязать.

– Да? Ну, давай попробуем… Здесь побудь, я сейчас.

Юра отправился в дом, но Валентин не послушался его и стал приближаться к машине, где находилась Дарьяна. Освобождать пленницу он не имел права, но должен был хотя бы развязать ее.

Он уже дотронулся до дверной ручки, когда услышал раздраженный голос Медника:

– Я же сказал, где стоять!

Он стремительно подошел к Валентину, резко взял его под локоть, потянул на себя, снова увел за дом. Сам же направился к машине, сначала завел ее с водительского места, затем забрался в салон, закрыв за собой дверь. Валентин изнывал от нетерпения и негодования. Ему совсем не нравилось, что Юра остался наедине с его женой, неважно, что бывшей. И почему он закрылся?… Почему его так долго нет?…

В конце концов, не вытерпев, Валентин направился к машине, распахнул дверь и в освещенном салоне увидел Дарьяну. Она сидела за столиком, с вызовом скрестив руки под грудью. И ноги у нее были свободны, и клейкая лента не закрывала рот. Медник сидел напротив нее и что-то ей говорил. Она смотрела на него гневно, возмущенно, но почему-то без неприязни.

Увидев Валентина, Юра зло сощурил глаза:

– Я же сказал, где тебе быть!

Он резко подался к нему, и Валентин невольно отпрянул, думая, что сейчас его ударят. Но Медник всего лишь задвинул дверь перед его носом.

Какое-то время Валентин в оцепенении стоял перед закрытой дверью. Непонятно, какую беседу Медник вел с Дарьяной. Может, он по заданию командира вызнавал у нее важные сведение о Тихоплесове… А может, он просто подбивал к ней клинья? Ведь ясно же, что Юра без ума от Дарьяны…

Он снова открыл дверь и напоролся на презрительный взгляд, каким смотрела на него Дарьяна.

– Ну, здравствуй, Валя!

– Я не Валя, – обескураженно пробормотал Валентин.

Он уже не тот, что прежде. Он уже не рохля, он – мужчина, способный за себя постоять… Но почему он тогда растерялся перед лицом Дарьяны? Почему почувствовал себя тем жалким Валей, каким был, когда жил с ней?

– А кто ты? Гроза миллионеров? – пренебрежительно спросила Дарьяна.

Она так и сидела за столиком, скрестив руки. Напротив нее, вполоборота к Валентину, располагался Юра, он пальцами нервно барабанил по столешнице. Он должен был морально поддержать своего товарища, но нет, его губы кривит ироническая улыбка. Казалось, он во всем соглашается с Дарьяной.

– Или гроза интернет-курьеров? С одним ты справился, решил взяться за миллионера?… И если бы своими руками… Это мелко, Валя. И низко.

– Я… Он хотел меня убить… Тихоплесов киллеру меня заказал. Мы от киллера сбежали. – Валентин растерянно посмотрел на Медника. – Вместе с Юрой сбежали…

– Так не было же никакого киллера, – мотнул головой тот. И, глядя на Дарьяну, снисходительно-насмешливым голосом пояснил: – Мы с Гошей разговаривали, оказывается, Тихоплесова подставить хотели. Какой-то Карпатов. Он и Валентина заказал. А мы-то думали, что это Тихоплесов твой…

– Поверь, Эдуард не стал бы связываться с этим, – сказала Дарьяна, окатив Валентина презрительным взглядом. – Только руки марать…

– Валентин сказал, что твой Тихоплесов поставлял оружие для чеченских боевиков, – суровым тоном произнес Медник.

– Валя это придумал, – не согласилась Дарьяна. – Чтобы в Лефортово попасть. И чтобы Эдуарда уколоть…

– Да, но Гоша это подтвердил. Тихоплесов действительно поставлял оружие чеченцам. А это, Дарьяна, очень серьезно. Очень-очень. Этого мы ему простить не можем.

– Но это неправда!

В попытке вразумить Медника Дарьяна накрыла своей ладонью его руку. О Валентине же, казалось, она совершенно забыла.

– Правда! – безжалостно отсек Юра.

Но руку не убрал, и она продолжала греть его запястье своей нежной теплой ладошкой. Валентин в негодовании стиснул зубы, но промолчал.

– Это Гоша оружием занимался, – не сдавалась Дарьяна. – Эдуард его предостерегал, но Гоша и знать ничего не хотел. А сейчас он выкручивается, пытаясь свалить свою вину на Эдуарда.

– Не знаю, не знаю. Гоша факты привел.

– Какие факты?

– Железобетонные. Так что хочешь ты этого или нет, мы оштрафуем твоего Эдуарда. На очень приличную сумму. И ты нам в этом поможешь.

– А если нет?

– Ты же не думаешь, что мы тебя убьем? Нет, конечно. Твоя жизнь в безопасности. Потому что к тебе, Дарьяна, претензий нет. Но мы воевали в Чечне, наших друзей убивали оружием, которое Тихоплесов продавал «чехам». К нему претензии большие. А ты у нас, можно сказать, почетный гость. И я еще раз прошу прощения, что нам пришлось тебя связать.

– Да я понимаю, – зажеманилась Дарьяна, глядя на Медника.

Вдруг она увидела Валентина, стоящего за открытой дверью, встрепенулась, будто он застал ее за непотребным занятием. Но не чувство вины выразилось на ее лице, злость и презрение исказили его. Вскочив со своего места, она потянулась к двери, обдав Валентина запахом французского парфюма. В глазах запечатлелась верхняя, оголенная полусфера ее высоко поднятого бюста. Ведь она ехала на курорт, отсюда и нескромность ее наряда… Хлоп! Дверь закрылась, и Дарьяна снова осталась наедине с Юрой, на этот раз по своей воле.

Какое-то время Валентин стоял в оцепенении, но затем снова открыл дверь. Доведенный до отчаяния неприязнью Дарьяны, он ожидал увидеть ее на коленях у Медника. Но нет, она сидела, склонившись к нему через стол, накрыв его руку своей ладонью. А он, гад, даже не пытался высвободиться. Более того, Медник накинулся на него.

– Будь мужчиной! – пренебрежительно воскликнул он, закрывая дверь перед его носом.

На этот раз он поставил ее на блокировку, и сколько Валентин ни пытался ее открыть, все было тщетно.

А потом появился Цаплин, хмурый, угрюмый.

– Полунин, ты чего дверь ломаешь? – жестко спросил он.