— Не надо быть таким упрямым, — проворчал Хромоногий. — Кто его заставлял так налегать на этого дурного дракона? Вообще с драконами, как известно, связываются только всякие недоумки.

— Вроде нас?

— Я этого не говорил.

— Нет. Но ты сказал, что с драконами связываются только такие. А мы как раз с ним связались.

— Ах так…

Через полчаса Проломленный Череп получил наконец-то обратно нижнюю челюсть и рявкнул:

— Ну, вы, двое, немедленно заткнитесь. В какую сторону побежал крысиный король?

— Вон по той дороге, — сообщил Широкая Кость.

— А дракон?

— Кто же его знает? Ушел обратно под землю. Видимо, посчитал, что для победы раскидать наши кости как можно дальше — достаточно.

— Жаль. Мы бы ему показали.

— Ну, если мы задержимся здесь на некоторое время, — сказал Хромоногий, — то может быть…

— Некогда. Слушайте приказ, вы, два никчемных спорщика. Слушаете?

— Всегда готовы, — отрапортовал Широкая Кость.

— Как только соберемся, — приказал Проломленный Череп, — немедленно отправимся вслед за крысиным королем. Приказ Повелителя будет выполнен. Любой ценой.

24

Ходячей смерти с пастью, способной перекусить пополам бегемота так, словно это обыкновенная конфетка, материнские инстинкты отнюдь не чужды.

Она их и испытывала. Шла к пустыне, внимательно оглядываясь по сторонам, высматривая, кого бы слопать, и испытывала голод, причем чем ближе, тем сильнее. Она так волновалась, что, подходя к месту, где зарыла яйца, даже ускорила шаг, забыла о терзавшем ее голоде, полностью сосредоточившись лишь на мыслях о новорожденных детенышах.

Какими они получились на этот раз? Все ли благополучно освободились от скорлупы? Не причинил ли им кто-нибудь зла? А если причинил, то кто?

Раз за разом задавая себе эти вопросы, она вышла к черте, за которой начиналась Сиреневая пустыня, и тут остановилась.

Все, торопиться более не стоит. Сейчас нужно найти своих детенышей, удостовериться, что все они целы и здоровы. И если хотя бы одного не хватает…

25

— Ну хорошо, ты меня подловил, — сказал джинн. — Что дальше?

— А дальше я тебя уничтожу, — сообщила голова дракона.

— За что? Чем я тебя прогневал?

— А кто внаглую влез мне в голову? Кто копался в ней, словно бродячая собака в помойке? Кто имел наглость подсунуть мне свои, достаточно убогие мысли? Одна из них была неплоха, но вторая… вторая… Она меня оскорбила.

Устроившись на диване поудобнее, джинн искоса взглянул на висевшую в воздухе драконью голову и, решив держаться до последнего, осторожно сказал:

— Не будь ты драконом…

— Давай оставим в стороне предположения. Я — дракон и останусь им до скончания века. Ты — джинн, осмелившийся сунуться в мое сознание. Я тебя поймал и намерен за это наказать. Все просто, как квадратный апельсин.

— Значит, будешь меня наказывать? — спросил джинн.

Не нравилось ему все это, совсем не нравилось. С другой стороны, кое-какие обстоятельства внушали некоторую долю оптимизма. Вот, например, то, что дракон появился всего лишь в виде проекции. Будь у него возможность нанести визит «во плоти», уж он бы ее использовал.

— Да, буду, — сказал дракон. — Ты достоин сурового наказания.

— А как? — вкрадчиво спросил джинн. — Станешь меня ругать самыми последними словами? Хорошая мысль. Мне не нравится, когда меня ругают таким образом. Однако я уж как-нибудь все это потерплю. Станешь подсматривать за моей частной жизнью? Сколько угодно. Я не из стеснительных. Что еще?

— Ничего, — сообщил дракон. — Ты прав. Более я ничего не могу тебе сделать. За исключением одной малости.

— Какой именно?

— Я могу узнать, где ты находишься, в какой точке нашего мира лежит твоя дурацкая лампа. И пусть даже она окажется за тридевять земель, я туда явлюсь в одно мгновение. Мне это сделать нетрудно. Уже не в виде проекции, а собственной персоной. И вот тогда…

26

Дорога была прямая, словно рог единорога. По ее обочинам росли деревья-шептуны и деревья-жалобщики, деревья-ругатели и деревья-сплетники. В любое другое время у проходящего по ней путника могла запросто возникнуть иллюзия, будто он попал на многолюдный базар. В любое, но только не сейчас. В данный момент стволы деревьев были оплетены свежими лианами-глушилками. Их толстые, мясистые усики плотно затыкали деревьям рты, не позволяя вырваться из них даже малейшему звуку.

Если к этому добавить еще и то, что крысиный король передвигался очень тихо, а быстро уставший Кусака теперь сидел у него на закорках, то на дороге царила просто неестественная тишина. Пройдя по этой дороге с полчаса, крысиный король поймал себя на том, что ему кажется, будто он очутился в призрачном, безмолвном, возникшем из кошмара лесу. И это было уже совсем не дело. С этим надо было как-то бороться.

Предводитель крыс откашлялся.

Кашель его прозвучал как-то неестественно тихо и ничего в окружающем мире не изменил. Прозвучал и тут же умер, словно придавленный огромной пухлой подушкой. А отступившая было тишина навалилась вновь, словно являлась живым существом, вознамерившимся…

— Ладно, — сказал крысиный король. — Пора это прекратить!

— Что ты сказал? — спросил тираннозаврик.

— Пора это молчание прекратить, — объяснил крысиный король. — Не дело это. Не приведет оно к добру. Я так чувст…

Он остановился, замер, вдруг сообразив, что говорит нечто, о чем до сего момента не думал.

А может, эта тишина и в самом деле несет в себе некую, пока еще неведомую угрозу?

— Так что ты имел в виду? — переспросил Кусака.

Крысиный король не ответил.

Он стоял посреди дороги и, чувствуя, как шерсть у него на загривке встает дыбом, настороженно оглядывался, внюхивался, пытаясь определить, с какой стороны ждать нападения.

— Ну же… объясни, почему мы остановились, — настаивал Кусака. — Что происходит?

— Тс-с-с… — прошептал крысиный король. — Подожди.

И это, как ни странно, подействовало.

Тираннозаврик замер, буквально превратившись в слух, пытаясь услышать хоть какие-нибудь подозрительные звуки.

И тут где-то неподалеку чуть слышно треснула веточка.

Ну вот же, вот. Сейчас…

Чувствуя, как сидящий у него спине Кусака подался вперед еще больше и затаил дыхание, крысиный король слегка переменил позу, опустил лапу на рукоять меча.

Ну же! Давай! Кто ты там — покажись!

Веточки теперь хрустели одна за другой. Все ближе и ближе.