Уэйна из Джорджии и дальний родственник судьи Роберта Грайера из Пенсильвании, отмечал в частной переписке в декабре 1856 года: «Я употребляю все свое влияние на Верховный суд, чтобы там больше не откладывали принятие решения по делу о Миссурийском ограничении… У меня есть основания полагать, что они [вынесут решение] о неконституционности такого ограничения». Другие южане также оказывали давление на Суд, и казалось, что они добьются своего. Две недели спустя Стивенс сообщал: «Исходя из моих конфиденциальных данных, [решение] по всем пунктам совпадет с моим… Ограничение 1820 года будет признано неконституционным. Судьи уже составляют свои решения, и, я полагаю, делают это согласованно. Председатель Верховного суда обнародует широкое определение»[347].

Пятеро судей из южных штатов действительно хотели вынести решение о неконституционности права Конгресса запрещать рабство на территориях, причем некоторые из них уже начали составлять свои решения по этому вопросу. Но трудность заключалась в том, чтобы убедить двух судей из рядов северных демократов — Грайера и Нельсона — последовать их примеру, — вот почему южане неохотно согласились пересмотреть узкое определение Нельсона. Слух о том, что Маклин и Кертис в своих особых мнениях затронут более широкий спектр вопросов, дал судьям-южанам повод для изменения своего решения. Они одобрили предложение Уэйна о том, чтобы Тони подготовил определение, охватывающее все аспекты этого дела[348].

По-прежнему оставалась проблема уговорить присоединиться к мнению большинства хотя бы одного судью из северных штатов, чтобы избежать видимости голосования по географическому принципу. Нельсона убеждать было невозможно: он уже изложил свое мнение, да и вдобавок вполне возможно, что его обидело намерение коллег это мнение игнорировать. Однако оставался сговорчивый Грайер, бывший к тому же уроженцем того же штата, что и Бьюкенен. Избранного президента тревожил территориальный вопрос, и он хотел его скорейшего разрешения. В ответ на предложение судьи Джона Кэтрона из Теннесси Бьюкенен оказал неподобающее, однако очень эффективное давление на Грайера, который предпочел уступить. Тони, получив в свое распоряжение судью с Севера, мог готовить свое определение[349].

Об этом он давно мечтал. 80-летний председатель суда был болен и слаб. Смерть жены и дочери во время эпидемии желтой лихорадки два года назад нанесла ему удар в самое сердце. Однако он упрямо цеплялся за жизнь, полный решимости защитить милый своему сердцу Юг от опухоли «черного республиканизма». В более ранние годы Тони был приверженцем джексонианства, сторонником освобождения американских предпринимателей от государственных монополий. Будучи секретарем казначейства при президенте Джексоне, он участвовал в прекращении деятельности Второго банка Соединенных Штатов. Первые его решения как председателя Верховного суда подорвали влияние особых корпоративных уставов, однако основной своей миссией во время 28-летнего пребывания на посту верховного судьи он считал защиту рабства. Сам Тони не испытывал теплых чувств к этому институту как к таковому, отпустив собственных рабов на волю. Но он был страстно привязан «к южному стилю жизни и ценностям, которые органически были связаны с рабовладельческим укладом и без него исчезли бы»[350]. В частной корреспонденции Тони выражал растущее раздражение «агрессией Севера». «Наши земляки-южане, — писал он, — [в большой опасности]. Им готов перерезать глотку нож наемного убийцы»[351]. Как показывает историк Дон Ференбахер, коллеги Тони по Верховному суду разделяли его опасения: судья Питер Дэниел из Виргинии был «фанатичным поборником рабства», а остальные трое судей — «его безоговорочными сторонниками». Благодаря такому «сильному эмоциональному единодушию, которое полностью отодвинуло доводы разума и логики на второй план», решение по делу Дреда Скотта было «неприкрыто пристрастным, полемическим по духу и переполненным ошибками, искажениями и проявлениями непоследовательности»[352].

Заключение Тони прежде всего дало ответ на вопрос, являлся ли Дред Скотт, будучи чернокожим, гражданином Соединенных Штатов с правом подавать иск в федеральный суд. Этому моменту Тони уделил больше места, чем всем прочим. Почему он так поступил, остается загадкой, ибо общественное мнение считало этот аспект наименее важным во всем деле. Видимо, причиной было то, что белые южане рассматривали свободных черных как некую аномалию, угрожающую существованию рабства; в Мэриленде, родном штате Тони, было сосредоточено наибольшее количество свободного негритянского населения. Возможной целью председателя суда, отрицавшего предоставление гражданства США черным, было «организовать масштабное контрнаступление на аболиционистское движение и… устранить всякую угрозу стабильности Юга путем полного выведения негров за рамки Конституции и гарантируемых ею прав». Однако для претворения этой цели в жизнь он должен был извратить историю, закон и логику, допустив «вопиющее искажение фактов»[353]. Негры не были частью «суверенной нации», создавшей Конституцию, гласило заключение Тони; они не были включены в реестр «всех людей», объявленных «равными» согласно Декларации независимости. В конце концов, и автор Декларации, и многие из тех, кто ее подписал, были рабовладельцами, поэтому считать представителей подневольной расы гражданами было для них «вопиющим несоответствием тем убеждениям, которые они исповедовали». Следовательно, ко времени принятия Конституции негры «уже более ста лет рассматривались как существа низшего порядка… настолько низшего, что они не обладали никакими правами, которые был бы обязан уважать белый человек».

Это было неправдой, как указали Кертис и Маклин в своем особом мнении. Свободные чернокожие и в 1788 году, и позже обладали многими правами (в числе прочего, правом владеть собственностью и завещать ее, заключать договоры, предъявлять иски об удовлетворении прав). В пяти из тринадцати штатов, ратифицировавших Конституцию, чернокожие имели право голоса и участвовали в процессе ратификации. Тони возразил, что это не касается рассматриваемого вопроса, так как имеет отношение к гражданству штатов, а не США. Человек может «обладать всеми правами и привилегиями гражданина конкретного штата, — указал председатель суда, — но при этом не обладать никакими правами и привилегиями другого штата» — типичный пример юридического лукавства, шедший вразрез с разделом 2 статьи IV Конституции: «Гражданам каждого штата предоставляются все привилегии и льготы граждан других штатов».

Установив, к своему вящему удовольствию, что чернокожие не являются гражданами[354], Тони мог остановиться на этом и отказаться от дальнейшего рассмотрения дела. Но он так не поступил, что дало основание многим его современникам, а также первым историкам считать оставшуюся часть его определения obiter dictum — высказыванием по вопросам, не составляющим суть рассматриваемого дела и, следовательно, не имеющим силы закона. Однако Тони настаивал на том, что коль скоро окружной суд признал все аспекты дела «относящимися к сути», то Верховный суд должен рассматривать и конституционность Миссурийского компромисса, на котором Скотт основывал часть своего иска. Современные ученые согласны с такой точкой зрения — определение Тони было чем угодно, только не obiter dictum.

Тони и шестеро других судей (исключая высказавших особое мнение Кертиса