— И ведь еле живой, ирод, а все никак не угомониться, — продолжал жаловаться солдат, — уж я полз от него, полз, а теперь нет мочи. Зарежет ведь, аспид!

Федька попытался подняться, но голова его закружилась, и он в изнеможении откинул голову. Оружия рядом тоже не оказалось, а проклятый турок был все ближе и ближе. Шматов видел как яростно сверкают его глаза и не найдя ничего лучшего схватился за руки раненного товарища потянул его на себя. Кое-как им удалось отодвинуться от врага на пол аршина. Однако тот был не настроен так легко сдаваться, и продолжил карабкаться к солдатам, очевидно, рассчитывая, что убьёт теперь не одного, а двоих. Наконец ему удалось приблизиться на расстояние удара и он, перехватив свое оружие половчее, хотел уже вонзить его в бок обессилевшего противника, как вдруг чья-то нога, обутая в солдатский сапог, опустилась ему на руку.

— Любила жаба гадюку! — раздался над ним немного насмешливый голос Будищева.

— Граф, это ты Граф? — воскликнул, совсем было отчаявшийся Федька.

— Естественно, — ухмыльнулся тот, — неужели ты думал, что я тебя одного брошу?

— Хорошо, что ты пришел, а то я думал, он нас зарежет!

— Этот мог! — покачал головой Дмитрий и ни слова больше не говоря вонзил штык в неугомонного турка.

— Спасибо тебе, братец, — подал голос второй солдат, — а то уж думали, так пропадем без покаяния.

— Вот санитары — сукины дети! — хмыкнул Будищев оглядевшись. — Это же надо, пропустили раненых. Ладно, давайте я вас перевяжу, да поищу на чем оттащить к своим. Федька-то он тощий, его и через плечо можно, а вот двоих — не осилю!

Рота Гаупта осталась в резерве и потому не участвовала в деле у Езерджи. Многие солдаты, как ни в чем не бывало, продолжали заниматься своими делами, другие наоборот — терпеливо ждали, что их вызовут и бросят в бой. Приятели вольнопёры были как раз из последних. Пошедшие в армию добровольно они страстно желали принять участие в сражении, но судьба словно смеялась над ними. Оставалось только сидеть и ждать.

— Николай, — не выдержал Гаршин, — может статься, наш ротный уже получил какие-нибудь известия?

— Может и так, — пожал плечами Штерн. — Но я ходил справляться всего лишь пять минут назад и не думаю, что за это время многое переменилось.

— Да, вы правы, простите…

— Полно, Всеволод, мы все немного нервничаем.

— Интересно, как там наши охотники? — задумчиво спросил Лиховцев.

— Если вы про Будищева, то уверен — с ним все в порядке!

— Как знать, — покачал головой Николаша, — я слышал команду Линдфорса придали стрелковой роте и теперь они наверняка в деле.

— Вы уверены?

— Насколько в данной ситуации вообще можно быть уверенным. Все-таки забавная коллизия получается, господа. Наш приятель из грядущего, всячески открещивается от участия в этой войне и совершенно не скрывает своего отрицательного к ней отношения. Тем не менее, он регулярно оказывается в гуще событий и совершил для освобождения балканских славян, куда больше чем мы — трое добровольцев, вместе взятые.

— А ведь верно, — улыбнулся Алексей, — даже если то, что рассказывает о его похождениях Шматов, правда всего лишь на одну десятую, все равно он постоянно рискует жизнью и подставляет грудь под пули.

— При том, что он терпеть не может эту фразу про грудь и пули, — засмеялся Николай.

— Мне кажется дело совсем не в этом, — задумчиво сказал Гаршин, после минутного молчания. — Мне приходилось встречать таких людей ранее. Им все равно за что выступать на словах, лишь бы идти против течения. Если все будут кого-то хвалить, им непременно нужно будет его отругать и наоборот. Полагаю, что на самом деле, вашему другу далеко не безразличны цели этой войны, но он никогда в этом не признается на словах. Хотя на деле сделает все для ее успеха.

— Вы тоже заметили этот дух противоречия? — воскликнул Лиховцев. — Я как-то сравнил его с все подвергающим сомнению Базаровым из романа Тургенева.

— Любопытно, и что же он ответил? Хотя вряд ли он его читал…

— Вот уж ничуть! Как это ни странно, но Дмитрий оказался вполне знаком с этим произведением, хотя и сделал из него крайне превратные выводы.

— И какие же?

Но тут на дороге показалась колонна возвращающихся с поля боя солдат и разговор прекратился сам собою. Сначала шла рота нежинцев, за ними следовали подводы с ранеными, потом и тех и других обогнали на рысях казаки и ахтырцы. Полковые врачи во главе с Гиршовским бросились на помощь к пострадавшим в деле, прямо на месте оказывая им помощь, не разделяя между собой ни русских, ни турок. С последними, впрочем, церемонились куда меньше. Разве что тяжелораненному вражескому военачальнику Азизу-паше уделили довольно много внимания. На этом особенно горячо настаивал полковник Тиньков, лично захвативший его в сражении. Да и от генерала Тихменева приезжал адъютант справляться о самочувствии высокопоставленного пленного.

Были серьезно пострадавшие и среди русских офицеров. К примеру, капитан Гнилосыров был ранен в бок, капитан Княжин дважды в левую ногу, но больше всех пострадал капитан Николаев, поведший свою роту в штыки, получил в общей сложности четыре ранения и все равно остался в строю до самого конца дела. Некоторые офицеры не без зависти говорили, что он теперь непременно получит орден Святого Георгия. Ванечка Линдфорс тоже отличился, получив неглубокий порез щеки от неприятельского штыка и сломанное ребро от приклада, так что, принимая во внимание его геройство в бою, следовало ожидать Анненский темляк на саблю. А вот Михау возвратился невредимым и каким-то взвинченным. Поговаривали, что под ним убили лошадь, которую он очень любил, однако поручик ничего никому не сказал, а направился прямиком к своей палатке и скрылся в ней.

Впрочем, приятелей-вольнопёров все это не слишком занимало. Занятые поисками Будищева и Шматова и, не встретив их ни среди раненых, ни невредимых, они очень опечалились.

— Не могу поверить, — глухо сказал Лиховцев, — этого просто не может быть!

— Я думаю еще рано отчаиваться, — попытался успокоить его Штерн, — ведь среди мертвых мы его тоже не видели.

— О чем ты говоришь, — покачал головой Алексей, — наши ведь не скрывают, что не собрали ещё и половины павших.

— Я видел Линдфорса, — нерешительно заметил Гаршин, — он утверждает, что Будищев жив и даже, что именно он ранил турецкого генерала.

— Думаю, в этом случае Азиз-паша не выжил бы, вы ведь знаете, как Дмитрий стрелял…

— Не следует пока что говорить о нем в прошедшем времени, — мягко остановил Штерна Всеволод, — знаете, я, наверное, навещу Михау, может он знает больше?

— Хорошо, сходите, конечно, но не думаю, что он хотя бы запомнил наших друзей в лицо.

Вольноопределяющийся, не теряя ни минуты, направился в сторону офицерских палаток и вскоре был рядом с жилищем поручика. Прежде они были в почти приятельских отношениях, но после того как Гаршин увидел как Михау проводит учения с нижними чинами их взаимная приязнь ослабела. Тем не менее, внешне ничего не изменилось, и Всеволод полагал приличным обратиться к нему за разъяснениями.