— Как густо стреляют, — шепнул идущий рядом с Будищевым Шматов. — Того и гляди заденут, окаянные!

— Это ты еще пулеметов не видел, — хмуро буркнул в ответ Дмитрий.

— Чегось?

— Нихренась! Какого черта у тебя мундир в прорехах?

— Дык этот, порвал, когда мы его крутили, турок, в общем.

— И что, заштопать не надо?

— Да не ругайся, Граф, меня и так этот Михау чуть до кондрашки не довел.

— Мало тебе еще, разгильдяю!

— Ох, — пригнулся от свистнувшей совсем рядом пули Федька, — эко близко пальнули!

— Угу, — закусил губу Будищев и медленно приставил к плечу приклад.

Только что шедшие в почти непроходимых зарослях солдаты вышли на небольшую поляну и с изумлением увидели перед собой противника. Командовавший турками офицер с револьвером в одной руке и саблей в другой что-то гортанно крикнул своим подчинённым, показывая руками на русских, но тут же грянул выстрел, и его отбросило назад. Аскеры, так и не получившие приказа, на секунду замешкались, зато болховцы, ни мгновения не сомневаясь, кинулись в штыковую, будто только этого и ждали. Федька, заорав, тоже полез вперед, и только Будищев, не поддавшись всеобщему настроению, остался сзади, и быстро перезарядив винтовку, принялся выцеливать новую жертву. Впрочем, яростная схватка скоро закончилась, и солдаты двинулись вперед. Дмитрий, не теряя не секунды, подбежал к убитому им турку и попытался взять его револьвер. Однако рука мертвеца продолжала крепко сжимать оружие, и ему пришлось пустить в ход штык. Через секунду добыча была за пазухой и солдат принялся догонять своих.

Вскоре наступавшие роты перемешались, однако продолжали неуклонно двигаться вперед, ориентируясь на артиллерийскую канонаду. Каждый понимал, что надо идти на звуки неприятельских пушек, чтобы там впереди сойтись и вместе атаковать неприятеля.

Наконец деревья стали редеть и солдаты стали скапливаться на краю леса, ожидая отставших. Но отступавшие турки уже остановились и, заняв все удобные для стрельбы места, принялись осыпать опушку леса градом пуль. Перестрелка усиливалась с каждой минутой. К аскерам присоединились их товарищи, занявшие виноградники у окраины села и ведущие огонь поверх их голов. Русские солдаты все подходили и походили и их "крынки" тоже добавляли трескотни в шум битвы.

Тут в османских рядах появился какой-то разодетый паша верхом на прекрасном коне и, размахивая саблей, погнал своих подчиненных в атаку. Те дружно кинулись вперед, но, встреченные пулями, останавливались и откатились назад. Негодующий начальник снова послал их вперед и снова турки не выдержав русского огня отступили.

Будищев все это время размеренно целился и стрелял, стараясь выбирать офицеров или просто самых настырно лезущих вперед турок. Сделав несколько выстрелов, он перебегал за другое дерево и вел огонь с новой позиции.

— А довольно жарко, — раздался совсем рядом голос Линдфорса.

Дмитрий оглянулся и увидел, что командир охотничьей команды во весь рост стоит рядом ним и с азартом палит из револьвера.

— Вы бы пригнулись, вашбродь, — хмуро буркнул он и в очередной раз выстрелил.

— Мажешь, Будищев! — почти радостно закричал подпоручик и, опустошив, наконец, барабан, плюхнулся рядом.

— Черта с два, — закусив губу, тихонько ответил солдат и снова выстрелил.

Пуля ударила увлекающего за собой аскеров офицера в ногу и тот, как подкошенный, свалился на землю, оглашая окрестности жалобными криками. Бегущие за ним подчиненные поначалу едва не затоптали его, но вовремя остановившись, подхватили за руки и потащили назад.

— Мажешь, — снова воскликнул Линдфорс и, переломив Смит-Вессон, начал набивать барабан патронами. — Немного выше бери, и прямо в грудь сукиных детей! Право, не узнаю тебя, ты же вообще не промахиваешься?

— А я и сейчас не промахнулся, — усмехнулся Дмитрий и перезарядил винтовку.

— То есть как, — изумился офицер, — ты, что специально по ногам метишь?

— Вот именно, по ногам, — пожал плечами Будищев. — Убитый что? Лежит тихо, никого не трогает, а раненный кричит, стонет, иногда — плачет. Его надо в тыл тащить, глядишь, вместо одного турка во вражеской цепи троих нету.

— Но это же жестоко, — возмутился Линдфорс.

— Война вообще жестокая штука, на ней убивают. Кстати, вашбродь, от вашей пальбы только шуму и дыму много, поберегите патроны и себя заодно. Не приведи Господь, подстрелят вас турки, кто реляцию писать будет?

Пока ошарашенный подпоручик хлопал глазами, не зная, что ответить на это, Дмитрий перекатился в сторону и, заняв позицию у соседнего дерева, снова открыл огонь.

Тем временем, турецкий военачальник, возмущенный тем, что его аскеры в очередной раз были отбиты, выхватил вместо сабли револьвер и принялся стрелять по вздумавшим отступать. Это возымело действие, и турки были готовы снова пойти в атаку.

— Да стреляйте же в генерала! — заорал непонятно как оказавшийся среди болховцев Нежинский полковник Тиньков.

Тут же загрохотали выстрелы, однако храбрый паша был словно заговоренный. Пули то и дело свистели вокруг него, одна даже сбила с головы феску с золотой кистью, но сам он оставался невредимым и продолжал воодушевлять своих людей.

— Ну что же ты, — крикнул Будищеву Линдфорс, — стреляй, черт бы тебя побрал!

Дмитрий в ответ лишь тщательно прицелился и, затаив дыхание, спустил курок. Сухо щелкнул выстрел, и турецкий командующий покачнулся и сполз с седла наземь.

— Ура! — закричал подпоручик и выбежал вперед, размахивая Смит-Вессоном.

— Ура! — взмахнул саблей Тиньков и его клич подхватили солдаты.

Бросившись вперед, они в мгновение ока добежали до противника, и бой тут же превратился в свалку. Стрельба почти прекратилась и в дело пошли штыки, приклады, сабли, а кое-где и кулаки. Понесшие большие потери турки не смогли выдержать этот натиск и подались назад. Русские продолжали теснить их с удвоенной силой, и вскоре отступление османов превратилось в бегство.

Командир Нежинского полка был довольно грузен и не мог поспеть за своими солдатами. Тем не менее, он, целеустремленно пёр вперед, время от времени криками подгоняя отставших. Остановившись в двух шагах от лежавшего на земле паши, он принялся осматривать раскинувшееся перед ним поле боя, выискивая глазами офицеров. Неожиданно его взгляд встретился с револьверным дулом. Турецкий военачальник, которого все сочли убитым, целился в него и был готов спустить курок. Самое ужасное было в том, что в горячке боя никто не видел угрожавшую полковнику опасность и не мог прийти ему на помощь. Как бы ни тяжело был ранен паша, промахнуться, стреляя почти в упор, он не мог. Смотреть в лицо неминуемой смерти было не выносимо, но Тиньков не мог ни зажмуриться, ни отвести глаза в сторону. Затаив дыхание он ждал развязки и когда, наконец, грянул выстрел, почувствовал почти что облегчение. Пуля пролетела так близко, что он почувствовал легкое дуновение ветра. "Неужели не попал?" — изумленно подумал он, но приглядевшись внимательнее увидел, что кто-то метким выстрелом выбил у турка оружие, сохранив тем самым жизнь полковнику.