Обозы, как обычно, отстали, и солдаты уже третий день были даже без сухарей. Командовавший бригадой генерал Тихменев, устав ругаться с интендантами, приказал солдатам убирать брошенные поля. Слава богу, деревенская мельница не была разрушена противником, и можно было смолоть муку и испечь хлеб. Вчерашние крестьяне с охотой взялись за привычный для них труд, и работа закипела.

В этих заботах незаметно миновало два дня, когда, наконец, были получены известия о приближении неприятеля. Принес их командир охотничьего отряда подпоручик Линдфорс, несколько раз сталкивавшийся вместе со своими людьми с легкой турецкой кавалерией.

— Вы вполне уверены в своих сведениях? — спросил, нахмурившись, Тихменев.

— Совершенно, ваше превосходительство! Их пехота стоит в лагере между деревнями Езерджи и Турлак, а иррегулярная кавалерия кружит вокруг нас.

— Ну, положим, конные банды башибузуков тут действительно встречаются, — недоверчиво протянул генерал, — наши казачки из дивизии князя Манвелова с ними регулярно переведываются, но пехота…

— Если вам недостаточно моего слова, — запальчиво заявил подпоручик, — то может быть, вы допросите пленного?

— Вы взяли пленного? — брови генерала взлетели вверх, — что же вы прежде молчали, ну-ка давайте его сюда!

Через минуту в палатку генерала двое солдат втащили связанного турка. Лишенный возможности сопротивляться, он, тем не менее, яростно сверкал глазами и всем своим видом демонстрировал непокорность.

— Не балуй, ирод! — выругался один из конвоиров, когда тот попытался дернуться и тут же опасливо покосился на начальство.

Второй же, не стал тратить время на уговоры и ловко ударил пленного коленом по ноге. Не ожидавший такой подлости аскер охнул и едва не упал на колени перед своими врагами, удерживаемый лишь крепкими руками русских солдат.

— Ишь каков, — покачал головой Тихменев, — ну-ка, кликните, переводчика.

Через минуту тот явился, и начался допрос, не принесший, впрочем, особого результата. На вопросы турок отвечал крайне неохотно и часто ругался, угрожая гяурам гневом Аллаха. Но как бы то ни было, он назвал свой табор[48] и имя командира вражеского отряда — Азиз-паша.

— И как вам только удалось эдакого удальца захватить? — поинтересовался генерал у Линдфорса.

— На всякого турецкого удальца, ваше превосходительство, найдется наш! — не без изящества отвечал ему подпоручик, показывая на конвоиров. — Вот эти молодцы его и спеленали.

— И впрямь — молодцы! — сдержанно похвалил командир бригады, — как фамилии?

— Рядовой Будищев, — отрапортовал высокий.

— Рядовой Шматов, — ответил второй, едва достающий первому до плеча.

— Ишь ты, как ведро и кружка, — изволил пошутить его превосходительство. — Благодарю за службу!

— Рады стараться, ваше превосходительство!

— Ну ладно, тащите его отсюда, а то запах от него какой-то…

— Так он до ветру пошел, — охотно пояснил низкорослый солдат. — Тут мы его, значит, и скрутили!

— Так вы что его, вместе с дерьмом сюда притащили? — выпучил глаза Тихменев. — Черт знает что такое! Убрать!

— Есть!

— Не прикажете ли представить к наградам? — осторожно спросил генерала начальник штаба, когда пленного увели.

— Кого?

— Подпоручику клюкву, а рядовых к крестам[49]…

— Пока не за что! Невелика доблесть одного засранца вдвоем скрутить. Впрочем, Линдфорсу занесите это дело в формуляр и отметьте в приказе. В следующий раз получит и за былое. А нижних чинов пусть поощрит своей властью. И вот что еще… раз уж есть кавалерия, так пусть она в разведке и отдувается. Передайте Буссе, чтобы пока охотников попридержал. И пошлите кого с разъездом, проверить данные. Да хоть этого генштабиста, как его…

— Слушаюсь!

Наступление на Езерджи возглавил недавно прибывший начальник кавалерии 13 корпуса генерал-адъютант граф Воронцов-Дашков. По его приказу вперед двинулся Ахтырский гусарский полк, три сотни восьмого донского казачьего и два орудия из конной батареи.

Однако из-за пересеченной местности русская конница была вынуждена идти узкой колонной и, не дойдя до турецкого укрепленного лагеря четырех с половиной верст, попала под ожесточенный обстрел. Русская артиллерия пробовала отвечать, но ее пушкам, стоявшим в отличие от противника в низине, не хватало дальности. Все это кончилось тем, что ахтырцы с казаками бодро отступили и около четырех часов пополудни встретились с медленно двигавшейся по Соленикскому ущелью пехотой Тихменева.

Через полчаса после соединения авангард русских вошел в соприкосновение с противником и начался бой. Согласно диспозиции, Нежинский полк, прибывший к месту сражения почти в полном составе, должен был обойти турецкие позиции справа, а четырем ротам болховцев предстояла "честь" идти во фронтальную атаку, чтобы связать их главные силы боем.

Будищев всего этого, разумеется, не знал, но после того, как охотничью команду подчинили поручику Михау, его не покидали самые мрачные предчувствия. Рота Михау среди солдат славилось как каторжное место. Строгий до придирчивости поручик самозабвенно любил шагистику, бдительно следил за соблюдением формы, и, вероятно, поэтому его рота считалась одной из лучших. А вот огневой подготовкой, при том, что рота считалась как раз стрелковой, он, будучи известным "штыколюбом" своих подчиненных не изнурял. Впрочем, бытие их и без того было практически невыносимым.

— Отчего у вашего подчиненного винтовка неустановленного образца? — сухо поинтересовался Михау у подпоручика.

— С разрешения полкового командира, — отвечал ему Линдфорс. — Этот солдат отлично стреляет и потому…

— Здесь ему это не понадобится, — пожал плечами командир роты и двинулся дальше.

— Почему мундир драный? — нашел он новую жертву в стоящем следующим Шматове. — Отвечай, скотина!

— Виноват, ваше благородие, — только и смог ответить Федька, растерянно моргая глазами.

— То-то что виноват, — нехорошо взглянул на него поручик. — Ладно, Иван Иванович, это — ваши подчиненные, вам с ними и валандаться, однако, рекомендую быть с ними построже. И учтите, я разгильдяйства не потерплю!

— Слушаюсь!

Разбившись в густые цепи, роты двинулись вперед и вскоре исчезли в густых зарослях. Офицеры какое-то время пытались командовать, но, не видя подчиненных, вскоре оставили это дело. Как позднее напишет в своей реляции Тихменев: — "судьба боя сразу же перешла в руки солдат". Турецкий командир также пустил свои цепи вперед, и вскоре противников ожидала неминуемая встреча.