утопленника сидят по шейку в болоте и цепляются друг за дружку, — пробурчал Кейтиль. — Ты мужик или где? Не в состоянии обеспечить своей семье твёрдую опору под ногами.

— Теперь всё по-другому, — Рис автоматически снова начал оправдываться, — я больше не зацикливаюсь на искуплении грехов, просто пока толком не научился с ними жить. Но я хотя бы стараюсь, а Кира, наоборот, тонет в своей боли и даже уже не сопротивляется, словно и впрямь решила уйти вслед за Семёном. А ведь у нас семья, дети, в конце концов.

— Это у неё дети, — презрительно фыркнул исповедник, быстренько переквалифицировавшийся в обвинителя, — а для тебя семья — это обуза. Ты боишься снова стать отцом, потому что убедил себя, будто не имеешь права на новую семью, коли уж не смог защитить старую.

— Хорошо тебе говорить, — в голосе Риса зазвучала обида, — ты никого не потерял.

— Ах какие мы нежные, — Кейтиль и не подумал смягчиться. — Восемь лет прошло, а ты всё ещё продолжаешь зализывать старую рану, которая без этого уже давно бы сама затянулась. Рис, ты же, как маньяк, пытаешься вернуть к жизни свою прошлую семью. Неужели ты сам этого не видишь? Тоже мне, некромант нашёлся.

— Ты что такое несёшь?! — Рис вроде бы искренне возмутился, но тут же как-то сник, поскольку в словах приятеля имелась толика правды.

— Ага, видимо, Мартином ты сына назвал просто случайно, — подколол его Кейтиль.

— Тут ты прав, — голос Риса невольно дрогнул, — мне действительно хотелось вернуть погибшего сына, но не вышло. Тот Мартин был нормальным шаловливым ребёнком, а этот — словно инопланетянин, такой серьёзный, рассудительный и говорит как взрослый. Представляешь, он даже не может играть как все дети, — пожаловался обломавшийся с воспитательным процессом родитель, — что-то вечно конструирует, а то и вообще зависает, типа, изучает мир. Я честно пробовал как-то с ним общаться, что-то рассказывать, но всё без толку, ему почти сразу становится скучно. Только про войну он слушает с удовольствием, да ещё и вопросы задаёт, вроде как смакует подробности. Если честно, у меня от этого ребёнка просто мурашки по коже.

— А Кира что по этому поводу думает? — поинтересовался Кейтиль.

— А у Киры никаких проблем с Мартином нет, — Рис раздражённо фыркнул, — ей он кажется нормальным. Кстати, и сам Мартин липнет к маме как репей, не оттащишь.

— Ну ладно, взаимоотношения со слишком умным сыном у тебя не задались, — констатировал Кейтиль, — а Тиночка чем тебе не угодила? Девчонка ходит за тобой хвостиком, а ты от неё отмахиваешься, как от назойливой мухи.

— Я о ней забочусь, — Рис тут же возмутился, но его порыв быстренько сдулся, ведь обвинения Кейтиля были обоснованы. — Понимаешь, она даже не называет меня папой, ведь папа у неё уже есть. Вернее, был, — смутился кающийся грешник, — только она пока об этом не знает.

— Забо-о-очусь, — передразнил его обличитель, — детей любить надо, а не тупо исполнять свой отцовский долг. Хватит юлить и прятаться за словами, Рис. Никакая семья тебе на фиг не сдалась, тебе нужна только Кира, потому что, кроме неё, никто не станет вытаскивать тебя из твоего любимого болота. Так и сгинешь ни за что.

— Ты ошибаешься, — теперь голос Риса окреп, в нём зазвучала уверенность. — Возможно, поначалу так и было, но теперь Кира перестала быть для меня только спасительной соломинкой, я люблю её по-настоящему. Знаешь, в последнее время я частенько себя спрашиваю, как бы сложилась моя семейная жизнь, если бы мы встретились с Кирой до того, как Рина погибла.

Наверное, впервые Рис признался самому себе, что новая любовь вытеснила из его сердца образ женщины, ради которой он когда-то готов был пожертвовать буквально всем. Вернее, так ему казалось, а когда дошло до выбора между близкими людьми и идеалами, то внезапно выяснилось, что на компромисс со своей совестью Рис пойти не готов, а потому его жене и сыну пришлось умереть. С тех пор чувство вины за их гибель не позволяло ему наслаждаться жизнью в полной мере, оно постоянно требовало платы за каждый радостный момент, даже просто за минуты покоя.

И Рис платил, чтобы хоть ненадолго забыть про то, что натворил. Он постоянно рисковал жизнью, но не потому, что этого требовала обстановка военного времени, причина была в другом. Каждый раз, подставляя голову под пули, он как бы давал очередной шанс судьбе уровнять счёт и забрать жизнь, которой, по мнению Риса, он пользовался не по праву. И всё же Кейтиль напрасно обвинял своего приятеля в пристрастии к некромантии, Рис ни за что бы не согласился променять Киру даже на возвращение своей погибшей семьи, хотя до сих пор не мог простить себе смерть Рины и Мартина.

— Ух ты, неужто изменил бы Рине? — Кейтиль недоверчиво покачал головой. — Кто бы мог подумать, что ты излечишься от тоски по любимой женщине после всех безумств, которые ты тут творил?

— То, что виню себя в её смерти, не делает меня бесчувственным и неспособным любить чурбаном, — назидательно заявил Рис. — И знаешь что, я вовсе не пытаюсь заменить Рину, если ты так подумал. Кира — вовсе не запасная батарейка, она единственная женщина, которая мне нужна.

— Думаешь, Кира тоже видит в тебе своего единственного мужчину, — голос Кейтиля был полон скепсиса, — а не удачно подвернувшийся стульчик, на который она приземлилась, когда земля ушла из-под ног?

От слов приятеля Рис вспыхнул как порох, но не потому, что подобное подозрение показалось ему оскорбительным, а как раз наоборот, потому что он и сам не раз сомневался в чувствах жены, и Кейтиль просто озвучил его сомнения. Как ни стыдно было Рису признаться, но Семён вызывал у него жгучую ревность, хотя ревновать следовало именно бессмертному, ведь это Рис жил с его бывшей женой, а не наоборот. Не сказать, чтобы Кира действительно давала ему повод для ревности, но Рис ведь был эмпатом, а потому чувствовал её тоску по бывшему мужу так же ясно, как если бы она рыдала и билась в истериках, и со временем эта тоска становилась всё глубже. Но хуже всего было то, что, даже сгинув, этот чёртов бессмертный умудрялся тащить за собой в могилу живую женщину.

— С Кирой всё наоборот, — обречённо вздохнул Рис. — Когда я рассказал ей про Гвидо, она вроде бы даже испытала облегчение от того, что Семён перестал быть преградой между нами. Конечно, она не радовалась тому, что его казнили, но и не горевала.

— А чего ты хотел? — Кейтиль насмешливо скривился. — Ты сам разве не