почти восемнадцать, и ты частично обнажен, — сердито парировала мама. — И есть девушка, за которую я не могу ответить — та, кого ты особенно любишь, и та, чья мать прыгает с моего телефона.

Я почесал в затылке, понимая, что я в полной заднице, но все равно борюсь за выход. — Я думал, ты сказала, что она звонила по телефону отца.

— И твой отец дал ей мой номер телефона, — выпалила мама, покраснев.

Господи, я был чертовски мертв.

— Я разговаривала по телефону и всю дорогу из Дублина слушала, как эта окровавленная женщина бубнит, требуя, чтобы я вернула ее шестнадцатилетнюю дочь, прежде чем она обратится в полицию.

— Тебе не следует отвечать на телефонные звонки, когда ты за рулем, мам, — сказал я, ткнув в нее пальцем. — Это дурной тон.

— Наушники Bluetooth, Джонатан, — прорычала мама. — Так ты знаешь, где она, или нет?

— Понятия не имею, — солгал я сквозь зубы. — Извини.

— Если ты знаешь, где она, ты должен сказать мне сейчас, — возразила мама, одарив меня одним из тех взглядов, которые означают "не вешай мне лапшу на уши".

— Понятия не имею, — парировал я. — Извини.

— Ты знаешь, что такое растление по закону, Джонни? — она зарычала в ярости. — Потому что Мэри Линч ужасно часто употребляла это слово по телефону! И если ты был с Шэннон, если она сейчас здесь, и ты лжешь мне, тогда у тебя будут серьезные неприятности, парень.

— Какого, собственно, блять? — В ужасе рявкнул я. — Она это сказала? Ты это серьезно?

— Да, она так сказала, и это не в первый раз, — сказала мама дрожащим голосом. — Ты хоть представляешь, насколько разрушительным может быть подобное обвинение для будущего мальчика, особенно в твоем положении? — Она вскинула руки для пущей убедительности. — Ты мог бы попрощаться с карьерой в регби, это точно!

— Я не делал, — выдавил я. — Я… я… я… я…

— Она несовершеннолетняя, Джонни, — прорычала мама в ответ. — Ее брат поклялся, что вчера она ушла из дома с вами, и что она, к счастью, не вернулась домой прошлой ночью. — Сверкнув глазами, она добавила: — Ты математик в семье, так что занимайся чертовой математикой!

Я в ярости уставился на нее в ответ. — Значит, из-за того, что ее брат думает, что она со мной, это делает меня гребаным насильником?

— Это значит, что, если она не появится дома, ее мать вызовет охрану к этому дому, и ты будешь первым…

— Не позволяйте ей вызывать на него полицию, миссис Кавана.

Я опустил голову.

К черту. Мою. Жизнь.

Выпрыгнув из-под одеяла, Шэннон вскочила на ноги. — Я здесь. — Дыша немного тяжелее, чем обычно, Шэннон поморщилась и схватилась за бок. — И мне очень жаль. Я знаю, что не должна была, но я просто… Я не хотела… Мы не…

У мамы от ужаса отвисла челюсть. — Шэннон?

— Все не так, как кажется, — поспешил я разрядить ситуацию, если это вообще было возможно. — Мы заснули за просмотром фильма. Мы ничего не делали, ма…

— Шэннон, — сдавленно выдохнула мама, направляясь к нам.

— Мы спали, — повторил я, становясь перед Шэннон. — Просто спали. Я не прикасался к ней. Клянусь, я и пальцем не тронул…

— Заткнись, Джонни! — Мама задохнулась.

Я быстро захлопнул рот и настороженно посмотрел на маму, когда она подошла к нам.

На дрожащих ногах мама подошла к каминной полке и оперлась на нее рукой. Другую руку она все еще прижимала ко рту, и слезы наполнили ее глаза.

— Мы ничего не делали, — еще раз предложил я, нахмурив брови. — И посмотри… Я указал на синие джинсы и слегка съехавшую набок белую майку, которую носила Шэннон. — Она полностью одета, так что просто расслабься, хорошо? — И не убивай меня слишком сильно.

Качая головой, мама подошла к кофейному столику и опустилась на него. — О боже, — сдавленно выдохнула она, уронив голову на руки, напряженным голосом. — Иисус, Мария и Иосиф.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что, черт возьми, происходит, и почему моя мать не оттащила меня за ухо, когда до меня дошло, что это был ее первый раз, когда она увидела Шэннон после нападения. Да, я назвал это нападением, потому что это именно так, черт возьми, и было. Нападение.

Все лицо Шэннон представляло собой карту синяков и обесцвечивания, и это сильно ударило по моей матери.

Хорошо, подумал я про себя, поставь себя на мое место и скажи, что бы ты сделал. Скажи мне, как бы ты отвез ее обратно в тот дом?

— Мне так жаль, миссис Кавана, — выдавила Шэннон, беспокойно вертясь рядом со мной.

— Эй… — я взял ее руку в свою и погладил большим пальцем костяшки ее пальцев, отчаянно пытаясь успокоить ее. — Шшш, все в порядке.

Шэннон опустила взгляд на наши соединенные руки, а затем подняла глаза на меня. — Мне так жаль, Джонни.

— Ты не сделала ничего плохого, — сказал я ей грубым тоном.

— Я просто… я не хотела идти домой прошлой ночью, — продолжила она, тяжело дыша, глядя на мою мать. — Мне очень жаль, что я доставила вам неприятности, миссис Кавана. Я не хотела вас расстраивать…

— Я не расстроена из-за тебя, любимая, — прервала ее мама, голос ее звучал немного спокойнее, когда она встала. — Не стоит беспокоиться.

— Я пойду, — поспешила сказать Шэннон. — Прямо сейчас, я обещаю.

Мама тяжело вздохнула. — Ты не обязана этого делать, Шэннон, любимая.

— А у нее не..?

— А я не..?

— Давайте сначала все выпьем по чашечке чая. — Вытирая щеки тыльной стороной ладони, мама тепло улыбнулась Шэннон. — А потом мы во всем разберемся, хорошо, любимая?

— Да. — Шэннон прерывисто вздохнула и кивнула. — Хорошо.

— А теперь… — повернувшись ко мне лицом, сказала мама. — У тебя есть для меня еще какие-нибудь сюрпризы? В ее голосе послышались дразнящие нотки. — У вас больше нет ее детей, которые прячутся в моем доме, не так ли?

Я неловко повернулся. — А, может быть, один или два.

Мама рассмеялась.

Я этого не делал.

— Спасибо за постель, Кавана, — раздался знакомый голос из коридора, и он выбрал самое неподходящее время, чтобы очнуться от своего одурманенного сна. — Могу я одолжить толстовку с капюшоном?

Ради всего святого.

У мамы округлились глаза. — И кто это?

— А, это, должно быть, Джоуи, — пробормотал я, потирая челюсть.

— А кто такой Джоуи?

— Мой брат, — слабо произнесла Шэннон.

— В моем доме есть еще дети Линча, Джонатан?

— Нет, — пробормотал я, не встречаясь с ней взглядом. — Я принял только два.

— Иисус, Мария, Иосиф и осел, — причитала мама, выбегая в коридор. — Что мне с тобой делать?

— Она сумасшедшая? — Спросила Шэннон, снова