я откидываю запылённую сумочку на заднее сидение и мысленно обещаю себе за неё заплатить позже. Через полгода, наверное. Как деньги будут. — Аптечка есть? Давай обработаем.

Я тянусь пальцами к его лицу, чтобы посмотреть.

Он отворачивается.

— Царапина, перестань, — отмахивается и задевает меня ещё больше. Я по-человечески помочь хочу, а не из-за того, что долг здесь отрабатываю и пытаюсь быть полезной.

— Нет, это ты перестань, — держу себя в руках. — Надо обработать. Мало ли, где у него руки побывали? Инфекцию занесёшь.

Он не обращает на меня внимания.

— Пристегнись, — полностью игнорирует мои слова, вставляя ключ в замок зажигания. Только хочет провернуть его, как я не сдерживаюсь и всё же выплёвываю:

— Алекс, я всего лишь хочу отблагодарить тебя за помощь. Дай мне просто обработать ранку. Пару минут. За это время ничего не случится. Мне просто хочется искупить свою вину, — я хватаюсь за рукав его рубашки. Пытаюсь остановить.

Меня вина мучает.

Если бы я тогда не убежала подышать свежим воздухом, после той жестокой правды старика… Ничего бы не случилось. Останься я в здании, его бы не ударили.

Рихтер зло отпускает ключи и лезет в бардачок. Достаёт аптечку и кидает мне на колени.

— Быстро, — отвечает резко.

Я не понимаю его настроения и эту взвинченность.

Но всё же достаю из аптечки перекись и вату. Смачиваю, приподнимаюсь на сидении и вытягиваюсь. Одной рукой подставляю ладошку чуть ниже скулы, чтобы не капало.

А сама прислоняю ватку к его щеке. Слегка держу и, несмотря на непроницаемый вид, невольно дую на ранку.

Я всегда так делала, когда помогала в педиатрии в нашей клинике. Тайно. Пока никто не видит. И я всегда дула на ранку, как и сейчас.

— Ты мне ещё пластырь с цветочками налепи, — язвительно летит в мою сторону.

— Был бы, налепила, — бубню обиженно. Не ценит он моей доброты. А я вот к нему редко добрая. Только сегодня. И то… Я хотела спросить, что сделала не так.

Но сейчас понимаю… Плевать.

Скоро мы разбежимся, как в море корабли. У меня будут другие заботы. Например, как вернуть тем людям, у которых занимала, свой долг…

— Всё? — спрашивает нетерпеливо. — Ты удовлетворена?

Хочу сказать «нет». Я бы проверила ещё, что у него под рубашкой. Удостоверилась бы, что там всё нормально. Он ведь удар туда получил.

Но, судя по плохому настроению Рихтера… Даже пытаться не буду.

— Из-за некоторых обстоятельств это слово, особенно из твоих уст в последнее время звучит слишком порочно и имеет один смысл, — внезапно говорю, даже не задумываясь о своих словах. — Поэтому нет, я не удовлетворена.

Тихий смешок, который летит в мою сторону, греет что-то в груди.

Я отстраняюсь, сажусь обратно на своё место и аккуратно складываю ватку в пакетик. И, пока Алекс заводит автомобиль, распускаю волосы. Причёска безбожно испорчена. Жаль.

Но я машу на это ладонью, откидываюсь на спинку сиденья и раздумываю о планах на будущее. Пора бы уже. Скоро моя псевдо-сказка закончится.

* * *

Мы останавливаемся у моего подъезда.

Я хочу выйти из автомобиля и только потом попрощаться, как не успеваю этого сделать.

Массивная ладонь и грубые пальцы опускаются на моё лицо.

Поворачиваю голову. И с недоумением смотрю на ледышку, не зная, что на него нашло.

— Я только сейчас задумался, — опасно прищуривается. — Соображаю пока медленно. Но ты чего в парке делала? Ушла от меня. А я ведь сказал не отходить ни на шаг. Ты опять не слушаешься.

Я тут же отстраняюсь. Как только он заводит эту тему. И делаю это так быстро и резко, словно отпрыгивая от огня, что он и не понимает, в чём дело.

Я буквально вылетаю из салона, не забывая о сумке. Хорошо, что схватила её раньше!

Он явно хотел сказать дальше что-то пошлое. О неповиновении. Но! Не буду об этом разговаривать! Слишком глупая ситуация вышла! И я уже ни о чём не жалею. Поэтому что, пока мужчина сидит в салоне и медленно офигевает от моего поведения, я залетаю в подъезд и резво поднимаюсь на свой этаж.

А вот фиг ему!

Относится ко мне, как к хрен знает, кому. Раз-раз, и трахнул. И всё. Никаких словечек, никаких чувств, как раньше. Да, их особо не было до этого, но… Они были тёплыми. Он хотел меня, но по-другому. Не с такой холодностью в движениях.

И раз он решил вести себя так со мной…То и я буду делать это в ответ.

Я опять напоминаю себе, что осталось две недели. Жалкое время, которое я должна перетерпеть.

Пытаюсь забыть сегодняшний вечер. Его.

И, когда открываю дверь квартиры, мне приходит сообщение.

Я не вижу, от кого, но знаю.

И, когда беру телефон в руки и читаю смску, на груди что-то теплеет. И я не понимаю, почему.

«Завтра утром жду у себя. Попробуешь улизнуть — выпорю. С особы-ым наслаждением»

Нет, всё же понимаю.

Я — мазохистка. Раз у меня в груди поднимается резкое желание избегать его весь день. Хоть и понимаю — мне придётся объясниться.

Глава 30

Александр

Я вызываю девчонку на ковёр в прямом смысле этого слова.

Какого чёрта она вообще творит?! Убежала и ничего мне не сказала. Оставила голову пухнуть от вопросов. Ещё одних.

Я уже измотан. От них. Постоянно лезут в голову. И ни на один не могу найти ответа.

Поэтому убегаю от них.

Выходит плохо.

Особенно, когда понимаю, что сижу, смотрю в окно и наблюдаю на поникшей фигуркой, что заходит в ворота дома. А я с нетерпением её жду.

Объясняться сейчас будет. Вчера отправил сообщение, что ей конец. Нельзя так просто уходить. Особенно от меня.

Возьму и накажу её. От всей души. Так сильно, что она будет краснеть. И стоять не сможет. Будет бегать от меня сильнее, боясь посмотреть в мои глаза.

А я буду только разжигаться, наслаждаясь ею.

И это, сука…

Чревато последствиями.

Я не понимаю, что делаю.

Дал ей месяц. Который давать не хотел.

Зачем? Она же меня не раздражает. Ну, иногда. Но больше негатива я к ней не испытываю. Мне нравится Виолетта как девушка. Хрупкая, миленькая. Стонет так, что всё в штанах кровью наливается. А как она бурно кончает…

Бью кулаком по стеклу. Невыносимо с ней в одном доме жить!

Да и странное у меня к ней отношение.

Я брезглив. К партнёршам особенно.

Но Логинова… Странная.

Почему я не задумываюсь о презервативах