Но она не смела…

Тогда еще не смела, а сейчас…

Семь покрывал… кто-то танцует в пыли, топча ее босыми ногами, и пять пестрых жалких тряпок… пять покрывал валяются на земле, но два покрывала все еще здесь…

Музеи сами порой не знают, что они хранят в своих недрах. Можно лишь догадываться и верить. Страшиться, грезить и почитать…

Пусть и не на серебряном блюде это перед ней сейчас…

Но она танцует и тянется, тянется к тем гроздьям гнева, что горьки на вкус и, возможно, смертельны. Но так трудно сопротивляться искушению все это испытать, попробовать, познать!

Серафима закрыла глаза и низко наклонилась к черному лицу, что будто звало, притягивало ее к себе. Всегда. Всегда. Наверное, даже во снах.

Она на миг открыла глаза и увидела это прямо перед собой – зрачки, шрам от топора, зубы, у самых десен испачканные бурым, древним, страшным на вкус.

И тогда она тихо застонала от вожделения и прильнула к мертвым деревянным губам в поцелуе. Ее язык жадно скользнул между мертвыми зубами, и она ощутила их остроту. Она ласкала в поцелуе этот мертвый рот. Ей хотелось впиться в него зубами…

Семь покрывал…

Вот и еще одно спало. Осталось еще одно. Последнее.

За дверью послышались мужские голоса. Серафима резко выпрямилась, отпрянула. Рот ее горел, словно она отведала яда из этих уст.

Что-то глухо стукнуло за ее спиной.

Она обернулась – в музейной витрине, что напротив, снова свалилась с подставки фигурка. Птица-носорог. Женский символ.

Наверное, она задела витрину, когда отпрянула, хотя она не помнила этого момента, совершенно не помнила.

В замке дверей повернулся ключ – в музейный зал вошли техник-инженер и рабочие в синих спецовках.

– Домработницу Афии мы так и не нашли и, честно говоря, не знаем, где ее искать. – Поздно вечером Миронов позвонил Кате. – Единственная зацепка – она приезжала к ней на дачу. И я не думаю, что она такой путь из Москвы проделала. Может, она местная, из Солнечногорска? Завтра после обеда я думаю съездить в «Меридиан». Поспрашивать там – может, кто-то видел эту бабу или знал, что у Афии есть помощница по хозяйству. Может, кто-то еще, кроме Серафимы, слышал ту ссору.

– Я с вами, я тоже поеду. – Катя сказала это, чтобы подбодрить его. В затею она верила слабо: если уж закадычная подруга Афии Полина Журавлева не знала про домработницу, хотя они соседи по даче, что говорить об остальных обитателях «Меридиана»?

Однако в два часа дня она уже выходила из своей машины возле Солнечногорского УВД. Дежурный сообщил ей, что Миронов во внутреннем дворе – возле вещдоков, машины, рядом с которой они нашли Изи Фрияпонг. Катя прошла через дежурную часть во внутренний двор УВД. Миронов стоял возле иномарки с разбитыми стеклами и задумчиво созерцал ее.

– Анализы показывают, что в крови Изи была незначительная доза табернантеина. Эта самая ибога. Она ее не только Левину дала попробовать, но и сама употребляла. Может, ей привиделось что-то?

– Ее же зверски убили. – Катя покачала головой. – Нет, на этот раз ибога ни при чем. Это она свою смерть увидела там в лесу.

– Как же все-таки стекла попали в ее рану на челюсти? – Миронов обошел машину. – Эксперт сказал – одновременно, один удар и по стеклу, и по ее лицу.

– Может, что-то бросили?

– Что? – Он трогал осколки, торчащие из рамы стекла со стороны водителя.

– Ну, я не знаю… что-то… Я вот подумала, Володя… Те гематомы у Афии и у Полозовой со станции. Эта Полозова мне покоя не дает. Она вообще вроде как совсем не из этой оперы. Но! – Катя снова подбирала слова, словно лестницу для себя мастерила, чтобы куда-то взойти, вскарабкаться. – Но… она жертва культа джу-джу, пусть и мертвая. Убить ее и выдать это за самоубийство те, кто исповедовал этот культ, например, Изи или наш недосягаемый Ахилл, не могли. Это для них святотатство. И в сатанинских культах такого просто не может быть. Значит, ее убили…

– Что, просто так?

– Не просто так… Может, на ней отрабатывали какой-то особый метод убийства?

– То есть?

– Мне Сережа сказал про джу-джу – это означает «бросок» и еще «дар». Какой-то предмет культа, артефакт дарят… ну, я вам это говорила. Но точный перевод – это «бросок». Так вот… может, что-то бросили там, на мосту, в Полозову, так что толкнули ее на ту неукрепленную ограду? И здесь с Изи – тоже что-то бросили, так что и стекло разбилось, и челюсть ей раздробили.

– А вы представляете себе, какой силы должен быть этот бросок?

– Нет.

– Очень большая сила нужна. И что за предмет? Мы его должны были бы найти в машине Изи. Но нет ничего.

– Может, убийца его забрал?

– Если бы забрал, он бы подошел к машине, а следов нет.

– Да, нет следов… я вот думаю… а что, если это нечто типа бумеранга? Само вернулось потом.

– Не смешите меня. Какой еще бумеранг. Мы не в Австралии во времена Буссенара.

– Ну тогда эти… как там они называются – в фильмах такие штучки бросают, диски. Разные там люди Икс, мутанты…

– Чакры, что ли? Так у них края, как бритва. Чакра застряла бы в теле жертвы намертво. И потом, это все только в фильмах. Это киношные понты. Мутанты… До чего мы скоро дойдем?

– Вам с вашими любимыми видеоиграми лучше знать, – сухо отрезала Катя. Она обиделась, потому что ее умозаключения высмеяли. – Так мы едем в дачный поселок?

И, приехав в «Меридиан», она окончательно убедилась, что уж точно это не их с Мироновым день. Зарядил частый осенний противный дождь. А в такую погоду никаких дачников, увы…

Они долго, нудно, тщетно объезжали дачные улицы, мечтая встретить хоть какую-то живую душу. Никого.

– Без толку все, – сказала Катя. – Сезон закончен. Домработницу тут весной надо искать.

– Магазин еще работает здешний. – Миронов посмотрел на часы. – Заглянем туда – и домой.

В непогоду быстро смеркалось. И покупателей в магазине было шаром покати. Пожилая одинокая продавщица грустно смотрела маленький телевизор под потолком.

– Полиция? Ну как, нашли убийцу Афии? Ох, бедняжка, как же ее нам всем жалко. Такой славный человек, такой добрый! Я и маму ее хорошо знала. Я здесь уже двенадцать лет торгую в поселке. Такая семья была – интеллигентная, вежливая, обходительная. Одно слово – ученые!

– Мы ищем одну женщину. Она предположительно из Средней Азии и работала у Афии помощницей по хозяйству. И сюда приезжала, в поселок, – объявил Миронов.

– В поселок? Зачем? – удивленно спросила продавщица.

– Вроде поссорились они из-за денег или из-за чего-то еще.