Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Торопись, госпожа, а то опоздаешь! Корабль уже ждет!
— Ты слышала? У нас нет потерь!
— Фараону хватило одного месяца! Ему помогали боги.
Мерит коснулась анка, висевшего у нее на шее, и пробормотала благодарственную молитву. Потом взяла меня за руку, и мы стали пробираться вперед.
— Дорогу царевне Нефертари! — кричала няня. — Разойдитесь!
Придворные расступались, и мы наконец вышли на пристань; Исет уже ждала на корабле «Благословение Амона», спрятавшись от солнца под льняным пологом.
Я села в кресло рядом с Мерит и в волнении прижала ладонь к губам.
— Ты уже не ребенок, — одернула меня няня.
— А чувствую себя, как малое дитя, — засмеялась я. — Так же как тогда, когда я впервые увидела Рамсеса после года, проведенного в храме Хатор.
Корабль причалил у восточного берега, и стражники проводили нас по Аллее сфинксов — мы собирались встретить фараона у недавно возведенных колонн луксорского храма. Фиванцы толпились на улицах и на радостях приветствовали даже меня. Потом все начали выкрикивать имя Рамсеса и ломать пальмовые ветви, чтобы махать ими победителям. На подернутых маревом пыльных улицах колыхалась жара; на рыночной площади терпко пахло тмином. Мы дошли до ворот храма, и я в очередной раз поразилась высоте статуи Рамсеса. Уосерит подвела меня к ступеням храма, где уже стояла Исет, в короне и лучшей тунике. Моя соперница ослепляла своей красотой — беременность только округлила ее бедра и груди. Вдруг Рамсес отдаст меч ей?
В конце аллеи появилось войско во главе с Рамсесом — об этом нам возвестили трубы. Из-под боевой короны фараона выбивались волосы цвета пламени. Он был выше всех и сильно загорел. В набедренной повязке, в золотом ожерелье богини Сехмет, Рамсес казался самым красивым мужчиной в Египте. Встретившись со мной взглядом, фараон медленно потянул меч из ножен. Кровь застучала у меня в висках. Тут Исет выступила вперед, и Рамсес задвинул клинок в ножны. С криком «Рамсес!» она поспешила вниз по ступеням храма и изящно бросилась в его объятия. Толпа разразилась оглушительными радостными воплями, а Исет положила руку Рамсеса себе на живот, чтобы все видели, как фараон благословит свое будущее дитя.
Мерит больно толкнула меня локтем в бок.
— Вперед! Не дай ей тебя обойти!
Я осторожно спустилась по ступенькам, и Рамсес выпустил Исет из объятий. Приветственные крики тут же умолкли.
— Нефертари! — выдохнул он и, прижав меня к себе, наслаждался запахом моих волос и нагретой солнцем кожи. — Вот это да! Нефертари!
Я походила на тростинку, к которой приделан тяжелый шар.
— Пять месяцев.
Я не стала говорить, что последний месяц меня тошнит каждую ночь.
— О боги, как я скучал по тебе в Нубии!
Рамсес потянулся за мечом, и Исет немедленно шагнула к нам.
— Тебя ждал весь двор, — сказала она. — Сегодня в Большом зале будет роскошное празднество.
Рамсес улыбнулся.
— Мне уже не терпится!
— А в мою спальню тебе тоже не терпится попасть?
Рамсес посмотрел на меня, и Исет, поняв, с кем он намерен провести ночь, заговорила настойчивее:
— Я приготовила для тебя подарок — в честь твоей победы.
Рамсес наконец оставил меч, и я поняла: сегодня он никому его не отдаст. Фараон сказал Исет:
— Я зайду к тебе перед празднеством, — и я залилась краской гнева.
По ступеням храма спустился верховный жрец Амона. У меня внутри словно все перевернулось. Дойдя до нижней ступеньки, Рахотеп улыбнулся Исет и объявил:
— Ночь за ночью мы стояли у ног Амона, молили его уберечь здоровье фараона и даровать ему победу.
От такой лжи у меня перехватило дыхание. Ночь за ночью Рахотеп сидел в Большом зале, ел, пил и строил козни вместе с Хенуттауи.
— Наступил месяц месоре, — продолжал жрец, вытянув руки, словно стебли тростника. — И в последний месяц сезона урожая Амон даровал фараону еще один урожай — победу над мятежной Нубией!
Придворные вторили ему радостными криками, жрицы зазвенели бронзовыми систрами. Войско отправилось рекой к дворцу — под голубыми с золотом знаменами фараона. Рамсес плыл вместе со своими воинами, а я сидела рядом с Мерит на «Благословении Амона» и так злилась, что даже не хотела разговаривать.
— Он бы отдал тебе меч, — уверенно сказала Мерит. — Я видела, как он его вынул.
— Исет, как всегда, времени не теряла. Перед пиршеством он пойдет в ее покои, потому что она приготовила ему подарок.
Мерит откинулась назад. Она уже кипела негодованием.
— Будет теперь ему рассказывать, как каждую ночь молилась о его благополучии, хотя это ты все время жгла благовония у ног Амона. Вот я расскажу фараону правду!
Я подалась вперед.
— Нет! А то он еще подумает, что я тебя подговорила из ревности. Он тебе не поверит.
— Да это каждый может подтвердить!
— Кто? Кто посмеет сказать ему правду?
Праздник в Большом зале длился всю ночь. Когда подали угощение и музыканты начали исполнять победную песнь, Рамсес разыскал меня на балконе.
— Нефертари!
Он сильно загорел в походе. Белая набедренная повязка так и светилась на темной коже, голубые глаза казались бирюзовыми.
— Я ждал, пока ты наконец окажешься одна.
Рамсес обнял меня; на запястье у него блестел новый золотой браслет.
Я чуть не рассердилась на фараона: ведь только глупец может не понимать, что Исет — притворщица! Но поцелуи моего супруга были горячи, и под его набедренной повязкой я почувствовала шевеление.
Рамсес прижал ладонь к моему животу и прошептал:
— Я думал о тебе каждый день. Тысячи раз хотел послать тебе письмо, но боялся, что его перехватят. Я хочу знать, как ты жила. Расскажи мне все. Все!
Мы удалились ко мне в покои, забыв и про праздник, и про музыкантов. Только поговорить нам довелось не сразу. Мы упали на постель, и Рамсес обнял меня и спустил с моих плеч тунику. Мы старались вести себя осторожно, чтобы не причинить вреда ребенку, но страсть все больше охватывала нас, и наконец Рамсес сказал:
— Не желаю покидать твою постель. Неферт. Я больше не поеду на войну без тебя!
Под доносившуюся из внутреннего двора музыку мы стали делиться своими тайнами. Каждую ночь я жгла благовония у ног Амона, молилась за благополучие супруга, а теперь удивлялась — чего я страшилась? Он высокий, сильный, ему все по плечу.
— Пока тебя не было, я сильно боялась.
Рамсес рассмеялся, но, увидев, что у меня дрожат губы, замолчал.
— Ах, моя Неферт! — Он прижал меня к себе. — Мы с тобой как бронза и золото — никогда не умрем!