— Мауат, — сказала я, и глаза у меня защипало от слез, — если бы ты знала, как мне тяжко переносить беременность. Мерит дает мне мяту, но она не помогает. Няня говорит — это знак, что я ношу сына. А если нет? И если я так и буду все время болеть?

Я погладила ее щеку. Интересно, какая у матушки была кожа? Наверное, тонкая и нежная.

— Если бы ты была со мной, я бы знала, как мне быть.

В свете лампы казалось, что изображение слегка подрагивает. Я услышала шорох чьих-то шагов и замерла.

— Ты грустишь по ней? — ласково спросил голос Уосерит.

Я кивнула, и жрица встала рядышком со мной.

— Когда мертвые воскреснут, вы пойдете вместе, держась за руки.

Я посмотрела на Уосерит и напомнила себе о том, о чем она недоговаривала. Если меня не объявят главной женой, имя моей матери останется забытым. А если объявят, мою родословную высекут на стенах каждого храма — от Мемфиса до Фив, и боги всегда будут помнить моих акху. Не получи я этого титула — и мои предки останутся вычеркнуты из истории. Не только ради себя я хочу стать царицей, но и ради моей матери. Ради ее матери. И еще — ради моего ребенка. Я посмотрела на свой живот.

— А вдруг родится девочка?

— Я каждый вечер приношу богине Хатор пожертвования от твоего имени.

А если у Исет тоже родится мальчик? Не получи я титула, мой сын будет просто младшим царевичем; его отправят в Мемфис, чтобы он стал жрецом, как отправили однажды Эхнатона. Я стояла, глядя на поцарапанное лицо матери, и внутри меня зрел гнев. Ведь весь Египет знает, что она никогда не поклонялась Атону. Это не она, а Эхнатон отступился от египетских богов. Почему нужно осуждать и ее?

— Люди легковерны, — вздохнула Уосерит. — Хоремхеб убедил их, что вся твоя семья — еретики.

— Как же он тогда женился на моей матери?

— Он знал, что на самом деле она не поклонялась Атону. Думай он иначе, не женился бы, пусть в ее жилах и текла царская кровь. Сама она, наверное, не желала этого брака, но он спас твою мать от участи ее сестры. Ведь Нефертити полностью вычеркнули из прошлого страны, стесали ее имя со всех памятников, словно ее никогда и не было. А свою мать ты хотя бы можешь увидеть вот здесь.

— На портрете? На одном-единственном портрете?

Благовонная свеча превратилась в пепел.

— Мне так не хватает матушки.

Глаза у меня затуманились от слез, и тлеющие угольки превратились в красные полосы.

— Я знаю, — глухо отозвалась Уосерит. — Всем нам кого-то не хватает.

Прозвучало это печально, и я посмотрела на жрицу. Ее глаза казались прозрачными, а длинное голубое одеяние — почти черным.

— А кого не хватает тебе?

— Я тоже лишилась матери. И отца, который меня очень любил. Но мне повезло — они видели, как я расту. Они знали, что я стану верховной жрицей богини Хатор.

Я почувствовала в себе решимость и сморгнула слезинку.

— Моя мать еще станет мной гордиться. Я буду сопровождать Рамсеса на войну. Никто не скажет, что я живу, как жила Отступница, что меня интересует только золото и роскошь. И я стану главной женой, Уосерит. Кто бы у меня ни родился — мальчик или девочка, — я стану главной женой!

Спустя месяц после празднества Уаг фараон Сети и царица Туйя вернулись в Аварис. В Большом зале устроили прощальный пир, но мне было слишком плохо, и я не пошла. У меня стал огромный живот; даже от кровати до туалетной комнаты я добиралась с трудом.

В одиннадцатый день месяца хойак я проснулась вся в поту. Несмотря на ранний час, волосы у меня намокли и прилипли к шее. Рамсес взглянул на меня, вскочил с постели и стал звать Мерит. Няня ворвалась в спальню и сдернула с меня простыни. Постель была мокрая.

— Началось, госпожа! Ты рожаешь!

Я посмотрела на Рамсеса. Няня выскочила из спальни и принялась отдавать слугам приказания, перебудив весь дворец.

В Аварис послали гонцов — сообщить фараону Сети о предстоящем рождении внука. С полдюжины слуг потащили меня в носилках в родильный покой.

— Тебе что-нибудь нужно? Как ты себя чувствуешь? — поминутно спрашивал Рамсес.

— Мне хорошо, — лгала я.

Меня сковал страх — во рту держался металлический привкус. Быть может, завтра меня уже не будет в живых — умру в родах, как умерла моя мать. Быть может, я не услышу даже крика моего ребенка, не увижу лица Рамсеса, когда он возьмет на руки нашего первенца. А еще я боялась, что хоть и останусь жива, но рожу не сына, а дочь.

Слуги бежали по залам, и Мерит уже распахнула для меня дверь родильного покоя. Я успела увидеть только голубую дверь, и тут же несколько рук перенесли меня на ложе. Со стены корчил гримасы Бес, на столбе висели серебряные амулеты, помогающие в родах. С оконного карниза ласково улыбалась статуя богини Хатор. Повитухи внесли родильное кресло, и меня захлестнул ужас. Я уставилась на высокую кожаную спинку, на изображения богинь, вырезанные на деревянных боках, потом на отверстие в середине сиденья — через него падает в руки повитухи младенец. Мне никогда не приходило в голову поинтересоваться — буду ли я рожать на том же самом кресле, на котором рожала моя мать и которое ей не помогло. Я оглядела комнату и увидела, что Рамсеса нет.

— Где Рамсес? — испуганно спросила я. — Куда он ушел?

— Шшш! — Мерит убрала волосы у меня со лба. — Он ждет за дверью. Сюда его не пустят, покуда не родится ребенок. Эти женщины, госпожа, все сделают.

Я посмотрела на повитух. Груди их были расписаны хной, руки умащены священным маслом. Только вот хорошо ли они разбираются в своем деле? Моя мать часто присутствовала при родах, но все равно умерла, рожая меня.

— Не волнуйся, — увещевала меня няня. — Если успокоишься, ребенку будет легче выйти.

Схватки продолжались целый день; вечером в охраняемый вооруженными стражами покой пришла Уосерит. Она велела перестелить тростниковые циновки и принести еще опахал.

— Вы принимаете роды у царевны! — прикрикнула она. — Напоите ее шедехом[52]и протирайте ей лоб влажными салфетками!

Прислуга тут же побежала исполнять приказания, и за дверью я увидела Рамсеса. Лицо у него было усталое и измученное. Я вдруг почувствовала в животе рези и закричала. Рамсес ринулся в дверь, хотя Мерит и пыталась преградить ему путь.

— Государь, это же родильный покой!

Фараон проскочил мимо нее, и у повитух от такого попрания обычаев дух перехватило. Уосерит серьезно кивнула, и Рамсес, взяв табурет, уселся рядом с ложем. Он взял меня за руку и даже не поморщился от моего вида.

— Неферт, все будет хорошо. Боги нам помогут.

У меня от боли свело спину, дыхание стало прерывистым.