– Ну да. Вот эту, – Василиса смутилась ещё сильнее. – Я Глебу делала. А эти две тебе. Извини за воду…

– Она и в самом деле не понимает, – рассмеялась Лия. – Твоему будущему мужу точно повезло. И нам тоже – решено, ты будешь в школе преподавать рисование, теперь не отвертишься. Давно искали учителя, чтобы было не только «с пользой для мелкой моторики». Если что – никто тебя за язык не тянул, я жадная и обе картины заберу. Ты насчёт лака думала? И рамки?

– Нет, как-то не сообразила.

– Ничего, я знаю, кого попросить. Тогда дашь мне, к ужину все три принесу. Вечером сама увидишь и поймёшь.

Лия как-то сумела организовать, что все мужчины вернулись примерно в одно время, и ужинать в итоге сели вшестером. Сразу после еды Лия внесла и повесила на заранее приготовленные места две картины с лесом, третью торжественно вручила автору, и под её внимательным взглядом Василиса, отчаянно краснея, сделала подарок Глебу. Муж у Лии смотрел на картины затаив дыхание, и его молчание было красноречивей любого восторга. Виктора проняло настолько, что он выдал:

– Да уж, словно окошко в настоящий лес прорубили.

Глеб, не выпуская картину, прямо при всех девушку поцеловал и шепнул:

– Ты у меня самая лучшая.

– Вот такой нам подарок, – рассмеялась хозяйка дома. – А она даже не понимает, что умеет делать.

– Да уж, – поддакнул Лие муж, – в очередь к тебе за заказами будут выстраиваться.

– Чур, к нам в школу я её первая застолбила.

– И это тоже. Но в остальном тебе, Василиса, нужна реклама. Ты иконы никогда не рисовала?

– Ну… у нас полгода был для общего развития курс иконописи, но коротенький, как часть общего предмета история искусств. Два часа в неделю всего. Это мало.

– Это ровно на два часа в неделю больше, чем у отца Акинфия, который сейчас пытается хоть что-то в нашей церкви подновить, а то совсем стёрлись иконы. Вот тебе и реклама, заодно он тебе поможет с рамками, красками и остальным, свой запас-то небольшой? Всё. Договорились. Завтра я к нему схожу прямо с утра, и ближе к обеду можешь заглядывать.

Василиса ошалело кивнула, где-то в животе зашевелился страх. Она же не профессиональный художник и не иконописец. А если ошибётся, напортачит? А в неё уже так верят. Но стоило им с Глебом остаться вдвоём, Василиса удобно легла и устроилась на плече у любимого. Картина повисла напротив кровати так, чтобы в полумраке комнаты свет падал на смотревшего в водяную даль Глеба. И тут же Василиса перестала бояться: пока любимый рядом, у неё просто не может не получиться.

Утром сомнения вернулись, так что Лия, не дожидаясь середины дня, повела Василису в церковь – а то вдруг художница ещё передумает. Снаружи здание церкви от соседей отличалось несильно. Разве что крыша была не вытянутым конусом, а луковицей с небольшим крестом. Рядом примостилась столпообразная колокольня с шатровым верхом, высотой чуть больше остальных домов – но, судя по узким размерам, в колокол бил не человек, а за верёвки тянула какая-то механика. Или вообще наверху стоял репродуктор. Внутри же церковь встречала тщательно выбеленными стенами и небольшим иконостасом. Василиса аж замерла на пороге, до того всё здесь оказалось похоже на старинные церкви родного Ярославля.

Людей сегодня почти не было, одна женщина забежала поставить свечку, двое заезжих торговца перед отправлением каравана зашли помолиться Святителю Николаю Чудотворцу, который покровительствовал всем путешественникам. Девушку встретил отец Акинфий, полноватый мужчина за пятьдесят с редкой, совсем неподобающей священнику бородёнкой, и от этого казавшийся каким-то немножко киношным: словно Василиса попала на киностудию, где актёра вызвали из гримёрки на середине подготовки к съёмке. Отец Акинфий наоборот горел энтузиазмом. Пока народу нет, предложил располагаться прямо в церкви – и с освещением проще, да и лучше помещения, увы, не найти. Не дожидаясь ответа, батюшка притащил икону, над которой как раз работал сам, художественные принадлежности и стопку заготовок: металлических листов с уже нанесённым грунтом.

При виде иконы Василиса непроизвольно поморщилась. Она таких же навидалась и дома. Типовой бездушный фотопринт, разве что отпечатан краской в аналоге струйного принтера.

– Отец Акинфий, не обидитесь, если скажу, что мне проще заново нарисовать? Нет, вы тут не причём. Просто с самого начала плохо сделано. Ну… когда на заводе печатали.

– Конечно-конечно.

Священник ушёл и вскоре вернулся сразу с настоящей деревянной доской. И тут Василиса успокоилась. Если в неё верят настолько, что готовы сразу дать такую дорогую в пустыне вещь, как доску настоящего дерева – это в первый день деревянная резная мебель в доме Пустынного хана её не удивила – то просто не может получиться плохо. Но взяла она сначала всё-таки обычный металлический лист.

– Спасибо, но первый раз я попробую на простом материале. Вдруг у вас будут какие-то замечания или пожелания? Пусть моя сегодняшняя работа станет эскизом.

Ничего изобретать Василиса не стала. В конце концов, чтобы Лия и её муж не думали, в иконах она разбиралась посредственно. В церковных канонах ещё хуже, отец был атеистом. Да и вряд ли ей удастся превзойти знаменитых художников-иконописцев, а вот напортачить можно легко. Плюс о земном авторском праве и плагиате можно забыть, так что проще всего по памяти повторить что-то из классики. И начать опять же с классического Спаса Вседержителя, где Иисус Христос сидит на престоле, левой рукой держит Евангелие, а правой благословляет всех верующих.

Начав рисовать, Василиса перестала замечать окружающее пространство. Не обращала внимания на то, что Лия сразу ушла, ни на смотревших на