class="p1">— Что⁈ — взревел герцог Краульсман. — Да как ты смеешь, святоша!

У герцога шпага как раз имелась, и он не замедлил ее выхватить. Епископ попятился и сипло закричал:

— Стража!

Стражники не спешили, не понимая, что делать. Но вокруг епископа образовался круг довольно бойких монахов с посохами в руках, посохи начали разделяться, сверкнули длинные храмовые кинжалы. Возможно, все бы обошлось, но тут в дверях за троном рухнул стражник, с хрипом пополз по полу, оставляя за собой кровавый след.

— Это заговор! — сипло взвыл епископ. — Стража, ко мне!

Зазвенела сталь… У моего мужа и герцога Краульсмана тоже нашлись сторонники. Но кто возьмет верх в тронном зале, я наблюдать не стала. Прислуга и иные мирные обитатели замка с визгом стали разбегаться, а ведьмы ведь тоже, в сущности, безоружные и робкие существа…

Мы собрались в условленном месте — сейчас отдаленные покои королевы Марты, и так не особо популярные, выглядели надежным убежищем. Бабуля наложила на дверь заклятие, изредка снаружи кто-то пробегал или вопил, но внутрь ломиться не думал.

Мы наблюдали из окна за городом и замком: вдали уже горели пожары, видно было отлично. Можно было догадаться, что свита принцессы Маргареты еще держится в осажденных покоях, что монахи штурмуют убежище герцога Краульсмана, а вот кто рубился у пристаней, мы так и не поняли. Грауэ пытался объяснить, размахивал лапами, но рассказчик из него так себе. Куда лучше он действует кинжалом и иным оружием. Но как виртуозно бабуля Аннет людей закрутила и опутала! Всего лишь там слово, здесь два, намек, лицемерное сожаление, пущенный слух, подсказка, вовремя отыскавшееся фальшивое письмо, тому человечку отвести глаза, этому господину открыть глаза — мелочи, но какие точные мелочи! И город горит, режет сам себя.

Когда смотреть в окно надоедало, мы ели свадебные пирожки и пирожные, а бабуля рассказывала, как воевали в старину. Вот тогда был размах! После одной битвы можно было набрать столько волос мертвецов и сухих рук, что на десять лет вперед хватало.

Меня беседы с этаким профессиональным уклоном не особо шокировали. Времена здесь такие: жалость и милосердие чувства нечастые и узконаправленные. Но вот сидит у ног рассказчицы бывшая королева Марта, смотрит зачарованно, а бабуля играет светлыми локонами молодой вдовы и улыбается. А ведь могло быть иначе, мы ведь королеву даже в расчет не брали, умрет и пусть умрет. Сложный вопрос сложных отношений.

Кстати, я, судя по крикам снаружи, еще не овдовела, но это выглядело делом ближайших часов. Норрберг гибнет. Ну а кто их заставлял головы ведьм коллекционировать? Вечное противостояние есть противостояние: подловили ведьму, сожгли или утопили — такова жизнь. Но головы в склянках — это чересчур, тут бабуля абсолютно права.

Это были печальные мысли, а мне хотелось успокоиться и окончательно расслабиться. Грауэ смотрел так призывно, он сегодня вообще поработал лапами и клинком на славу. Я покосилась на бабулю — та отмахнулась.

Мой верный телохранитель радостно открыл дверь в спальню.

Кровать королевы оказалась скромна, не сравнить с ложем для новобрачных. Но достаточно мягкая, на противный трон ничуть не похожа. Грауэ помог мне освободиться от платья, урча от нетерпения, скинул одежду, и я приняла его в объятья. Он был не очень-то красив: с короткими ногами, слишком длинными руками, и чересчур крупной головой. Но он был надежен как преданный зверь, и никогда не разочаровывал. Мы занялись любовью, как он любил: морда к морде, в смысле, лицом к лицу. Это было уютно и хорошо.

Потом я сказала ему «отдохни», он обернулся в себя истинного и дремал в лунном свете: серый, с эффектными подпалинами крупнолапый волк. Я слушала крики за окнами и тихие звуки в гостиной: бабуля учила бывшую королеву азам нежностей. Странная у меня все-таки бабушка, хотя неизвестно, какой я стану в ее возрасте.

Потом бабуля постучала в дверь. Пора было убираться, из коридоров все явственнее несло гарью. Я тронула Грауэ, он скатился с постели, обратившись в мгновенном кувырке, и уже вновь двуногий, принялся расстроенно натягивать одежду. Моему телохранителю надоело так долго быть человеком. Это верно: нам всем хотелось в лес.

Выглянули в коридор — дальняя лестница уже пылала. Мы спустились во двор по другой лестнице, обошли трупы. Дальше, в середине двора, тел было поменьше, а у свадебного погоста опять густо-густо.

— Ты была очаровательной невестой — одобрительно припомнила бабуля. — Просто безупречной. Если тут кто-то останется в живых, тебя будут вспоминать.

— Хотелось бы на это надеяться — вздохнула я.

Мы вышли из ворот, у башни кто-то еще дрался и сыпал проклятиями. Вот же грубые жестокие городские люди.

Предрассветный воздух был неприятен от дыма и копоти, но все равно прохладен. Я достала из корзинки чуть недоделанную шапочку.

— Грета, опять ты с новым головным убором⁈ — всплеснула руками моя модная бабуля. — Опять красная, да еще с мехом⁈ Так уже не носят.

— Зимой буду надевать. Она тепленькая — объяснила я и надела обновку.

Марта робко и одобрительно улыбнулась. Грауэ тоже смотрел восхищенно, причем без всяких магий и заклятий. Я позволила ему взять меня под руку, и мы двинулись дальше. Я и Марта несли корзинки с провизией, моего доброго оборотня отягощал мешок со склянкой, хранящей голову нашей троюродной прабабушки — бабуля решила похоронить фамильную голову в нашем саду под вишней. Пусть мы не королевской крови, но родню всегда помним.

Я проснулась от запаха гари, подскочила и услышала отдаленные проклятия на общей кухне — у Веры Павловны подгорели тосты. Ладно, это мы переживем. Главное, я уже не в замке! И вообще не совсем ведьма. Тут я умирающе взвизгнула, увидев стоящую у дивана корзинку. Нет, только не это! Хотя нет, склянка с головой в корзинку явно не поместится.

Я осторожно заглянула в трофей. Пирожки. Свежие, свадебные, вот те с утятиной, а эти — не помню с чем. Ну, хоть так, фок-грот-брамсель этим снам в левое ухо.

Глава 15

Пронырнув сквозь знакомые дыры и спускаясь в метро, я подумала, что со снами нужно что-то делать. Ведьмы, короли, принцы, это все приемлемо и романтично. Но под утро начался натуральный геноцид и… Я так не хочу.

Когда заскочила в вагон, брюнет средней степени небритости немедленно принялся томительно смотреть и попытался уступить место. Я вежливо отказалась — мы, ведьмы, днем очень гордые. Но