Джерри в сознание не приходил. Жалюзи на окне были закрыты, и, несмотря на яркий полдень за окном, в крошечной палате стоял полумрак. Только на полу у окна лежали яркие полоски света. За субботу и воскресенье в его состоянии ничего не изменилось, только время от времени заходили сестры, меняли капельницы и, похлопав Джерри по руке, исчезали.

В пятницу вечером его возили на компьютерную томографию и рентген, наложили гипс на правую руку и ногу, наложили повязку на лицо. Те части лица, которые не были скрыты бинтом, тоже были в ссадинах и кровоподтеках, но он знал, что это не все. Субдуральная гематома, сказал врач, а когда Пер вопросительно на него посмотрел, пояснил: внутричерепное кровоизлияние.

Его сначала положили в интенсивку, но быстро перевели в отдельную палату — никаких экстренных мер не требовалось, оставалось только ждать. Он лежал в забытьи, что-то бормотал и иногда открывал глаза, но в основном спал.

Пер сидел на стуле рядом с его койкой и вспоминал — когда его мать Анита пять лет назад умирала от почечной недостаточности, Джерри даже не позвонил. За десять дней до ее смерти прислал по почте типовую открытку «Желаю здоровья». Пер даже не показал ее матери.

Потом он постарался определить, были ли у него с отцом за почти пятьдесят лет периоды хоть какой-то близости. В детстве? Нет. А во взрослой жизни и подавно. Он не мог вспомнить ни единого случая. Может быть, теперь и пришел такой момент.

Надо сказать ему все, что я думаю о нем и о его жизни, подумал Пер. Может быть, станет легче.

Но он не сказал ни слова. Сидел и ждал. Потом спустился вниз — поесть.

В больничном кафетерии было по-субботнему пусто. Взгляд его упал на таблоид в газетном киоске.

ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО В ПОРНОСТУДИИ!

Наконец-то докопались. Секс и насилие, да еще и в одной рубрике — для них большей радости нет. Пер купил газету, но ничего нового не узнал. Там стояло только, что «полиция расследует поджог виллы, принадлежащей небезызвестному королю порно Джерри Морнеру. На пожарище найдено два обгоревших трупа».

Рядом они поместили фотографию семидесятых годов: улыбающийся Джерри показывает читателям свежий номер «Вавилона». О том, что Джерри сбила машина и что он в тяжелом состоянии лежит в больнице, ни слова. Написано только, что «Джерри Морнер никак не прокомментировал событие».

Инспектор Марклунд приехал в больницу около трех в воскресенье. Пер встретил его в коридоре.

— Уезжаю домой, в Векшё, — тихо сказал он. — Как там с ним? — Он кивнул на дверь палаты. — Сказал что-нибудь?

— Он так и не приходил в сознание… врачи говорят — серьезное повреждение мозга.

Марклунд посмотрел в пол и сочувственно покачал головой.

— А водителя нашли? — спросил Пер.

— Пока нет… мы осмотрели место и нашли целую кучу следов протектора. На капоте и радиаторе должны быть повреждения, и лобовое стекло разбито… мы уже известили мастерские, ищем свидетелей.

Пер оглянулся на палату:

— Джерри ушел из полиции добровольно. Скорее всего, увидел кого-то из знакомых. И сел к нему в машину. Тот высадил его на виадуке и сбил.

— А вы не узнали водителя?

— Нет… в кепке. Я видел только силуэт.

— А номер не заметили?

— На таком расстоянии? К тому же машина была на мосту, а я под. Заметил только цвет — темно-красный… мне кажется, я видел такую же машину на Эланде. Она стояла недалеко от моего дома, а потом уехала. Это было несколько дней назад.

Марклунд достал блокнот:

— А поподробнее?

— Что я могу сказать… номера, по-моему, шведские, хотя буквы и цифры я не различил… мне кажется, это был «форд-эскорт». — Он устало посмотрел на Марклунда. — Невелика помощь.

Инспектор закрыл блокнот:

— Никогда не знаешь, что важно, а что нет.

Перу показалось, что Марклунд сказал это больше по привычке.

Джерри все глубже погружался в кому. Он уже не открывал глаз, хотя иногда видно было, как шевелятся за тонкими желтыми веками глазные яблоки. Дышал он мелко и часто и произносил только отдельные малоразборчивые слова, похожие на шведские женские имена:

— Жозефин, да…

— Аманда…

— Шарлотта?

— Сюзанн, что ты хочешь?

Дыхание становилось все слабее, но он продолжал бормотать. Пер улавливал знакомые имена и названия.

— Бремер…

— … Моленг Ноар…

— … и Маркус Люкас, такой больной…

В воскресенье, часов в восемь вечера, Пер задремал. Вдруг он услышал шепот:

— Пелле?

Отец смотрел на него совершенно ясными глазами. Пер вздрогнул.

— Я здесь, — сказал он. — Все в порядке, папа.

— Хорошо Пелле… Хорошо…

Он замолчал. Пер наклонился к отцу:

— Кто был за рулем? Кто вел машину?

— Бремер.

— Этого не может быть.

Джерри кивнул и закрыл глаза.

Он умер через час. Слабо вздохнул — и умер. Свист и хрип прокуренных бронхов, который Пер привык слышать с самого детства, прекратился навсегда.

Пер сидел рядом и держал руку отца еще долго, не говоря ни слова и ни о чем не думая.

Сидел и ощущал себя круглым сиротой. Теперь у него не было ни матери, ни отца. Он попытался вспомнить, кому он должен сообщить о смерти Джерри, и не смог вспомнить ни единого человека.

Он встал и пошел искать врача.

Пер вернулся в «Casa Mörner» в час ночи. Проследил, как тело отца погрузили на носилки и увезли, поехал домой.

Последнее, что сделала дежурная сестра, — настежь открыла окно в палате. Шторы заволновались, в комнату устремился холодный ночной воздух.

— Я всегда так делаю, — сказала она, застенчиво улыбаясь. — Пусть душа летит, куда ей надо.

Пер молча согласился. Он посмотрел на окно, и ему показалось, что он видит, как душа Джерри, похожая на мерцающий серебристый шар, парит в воздухе над больничным двором. Что будет дальше? Шмякнется на землю или взлетит к звездам?..

Он медленно пересек Эландский мост и поехал на север, все время оглядываясь в зеркало заднего вида. Пару раз видел, как сзади быстро приближаются фары, машинально сжимал баранку, но обе машины обогнали его и проехали мимо.

У каменоломни было очень темно. Слабо светились только одинокие лампочки у дверей вилл. Он подъехал к дому, вышел из машины и прислушался. Полная тишина, если не считать вкрадчивого шепота ветра в кустах.

Еще не входя в дом, он услышал, что в кухне звонит телефон.