Машина, высадившая Джерри, перестала пятиться, остановилась и поехала вперед, наращивая скорость. Там, под мостом, он не разглядел цвет машины, она стояла против света, а сейчас увидел, что машина темно-красная, скорее всего «форд». Очень похожа на загадочный автомобиль, подъехавший тогда к каменоломне. Водитель был в кепке, лицо разглядеть невозможно — тень за стеклом.

Машина была в ста метрах от Джерри, может быть, чуть больше, и шла все быстрее.

Он выскочил из машины и заорал:

— Джерри!

Но Джерри его не слышал — он, сгорбившись и борясь с ветром, шел вперед.

— Папа!

На этот раз Джерри услышал его и повернул голову, но было уже поздно.

Его подбросило, как тряпочную куклу. Пер в ужасе увидел, как отец в развевающемся пальто перелетел через капот и шлепнулся об асфальт с нелепо раскинутыми руками.

— Джерри!

Машина после столкновения замедлила скорость. Лобовое стекло было разбито.

Пер, то и дело поскальзываясь на влажной траве, полез по крутому откосу.

Джерри медленно поднял окровавленную голову. Похоже, он был в сознании. Но голова тут же упала.

Красная машина остановилась на секунду. Пер видел, как водитель быстро обернулся. Потом включил омыватель стекла и нажал на газ.

Пер карабкался по откосу и пытался нащупать мобильник, пока не вспомнил, что после разговора с Марикой положил его на сиденье в «саабе».

Наконец он перепрыгнул парапет и подбежал к отцу. Машина скрылась на автобане.

— Джерри?

Господи, все в крови… лицо совершенно разбито, окровавленный рот.

— Папа!

Глаза Джерри были открыты, но он был без сознания. Пер в отчаянии огляделся. Пустое шоссе, помощи ждать неоткуда.

— Хуже никогда не было, — сказал Макс. — Они побили все рекорды некомпетентности.

— Не думай об этом… — Вендела усадила Макса в кресло, налила ему полстакана виски и начала массировать шею и плечи. — Бывает и хуже. Подумай… у кого-то бывает и хуже.

Он отпил глоток виски, закрыл глаза и вздохнул:

— Возможно… но не на этот раз! Везде, подумай только, везде… разные люди, разные организации — и та же вопиющая некомпетентность… Описание дороги не совпадает, в ванной прилипшие волосы… На местном радио забыли про мое интервью. Забыли! — Он горько усмехнулся. — И софиты на сцене всегда — подчеркиваю, не случайно, а всегда! — они всегда направляли софиты мне прямо в глаза. Я не видел публику!

— Но ведь было же и что-то… — начала Вендела, но Макс не дал ей договорить:

— И перед выступлением — засохший бутерброд! В контракте черным по белому было написано, что они обеспечат ужин. Даже стакан вина никто не предложил… всю поездку жил на хлебе и воде.

— А публика? Наверняка было много народа…

— Триста слушателей за вечер, — упавшим голосом сказал Макс. — Я рассчитывал по меньшей мере на пятьсот.

— Но это же все равно очень много! А когда выйдет кулинарная книга, будет еще больше.

Макс допил виски и встал:

— Почта была?

— Какие-то письма… — Она проследовала за ним в кухню.

Поискала глазами Алоизиуса — пес после приезда Макса где-то прятался и почти не показывался. Алли прекрасно чувствовал, когда Макс бывал в плохом настроении.

Макс начал просматривать почту:

— А что еще за это время было?

— Ничего особенного… посадила плющ у фасада. И три куста туи у забора.

— Это правильно. От любопытных взглядов.

— Вот именно.

Макс разглядывал какую-то бумажку:

— А это что?

Это была записка от Пера.

— «Большое спасибо за камень! Пер», — прочитал Макс и посмотрел на Венделу: — Какой Пер и какой камень?

Вендела молча смотрела на него, подбирая слова.

— Сосед сунул в дверь… Пер Мернер. Ты его знаешь… его дочка потеряла камень-талисман, а я помогла разыскать.

— Да? И где он лежал?

— Рядом с домом. — Вендела отвела глаза.

Это, конечно, была ложь… но не говорить же ему, что она обратилась за помощью к эльфам.

— Значит, ты встречаешься с соседом… и поэтому не снимаешь трубку.

Вендела промолчала — что на это ответишь?

— И чем же вы занимаетесь?

— Ничем не занимаемся, — быстро ответила Вендела. — Он тоже любит джоггинг, и мы бегали… вдоль берега. Человек должен двигаться.

— Вот так, значит, — медленно произнес Макс. — Вы двигались.

Она крепко сжала челюсти, стараясь удержаться от неуместного смешка.

И Джерри, и его внучка Нилла — оба лежали в кальмарской больнице, только в разных отделениях. Все выходные Пер провел, сидя попеременно то у отцовской постели, то у дочкиной.

Их палаты были в разных концах больницы. Каждый раз он проходил мимо родильного отделения, где всегда царило оживление. Там толпились, приходили и уходили родители и будущие родители, слышались веселые голоса малышей, которые только что стали старшими братьями и сестрами, вперемежку с пронзительными криками новорожденных.

В отделении, где лежала Нилла, было невыносимо тихо. Сестры ходили в тапочках и тихо переговаривались.

Перед уходом домой доктор Стенхаммар назначил время операции — первого мая в десять утра. Это было оптимистично с его стороны, поскольку ни один сосудистый хирург оперировать пока не брался.

Осталось еще две недели, подумал Пер. Время еще есть.

Жалюзи в палате Ниллы были опущены, и здесь царил полумрак. Она лежала в постели, сжимая в руках свой талисман из исландской лавы. В ушах у нее были наушники.

Он сидел рядом и держал ее руку.

— Если они говорят, что обязательно найдут кого-нибудь, — тихо сказала Нилла, — значит, найдут.

— Конечно, — подтвердил Пер. — И все пройдет хорошо… А потом — домой.

Он улыбнулся. Принужденно, как ему показалось, но что сделаешь. Улыбка есть улыбка.

— Мне надо к дедушке.

— Передай привет.

У Ниллы было куда больше понимания, чем у ее матери. После того разговора, когда Пер на полуслове нажал кнопку отбоя, Марика почти с ним не разговаривала. Они встретились только раз, в субботу, да и то на ходу.

— Грустная история с Джерри, — сказала она, почти не глядя на него. — Надеюсь, все обойдется.

Так уж и надеешься, подумал он, глядя ей в спину, и в ту же минуту ему стало стыдно.