— Какую растяжку? Рехнулись что ли? — Серёга вернул кружку на стол.

— Не то подумал, Серый, — Кочур продолжал жизнерадостно лыбиться, — два ящика по стенам, на каждом по гире шестнадцатикилограммовой, их связали между собой… Лампочку я выкрутил. Кто к нам пойдет, сначала в проходе «подорвётся» и только потом стучаться будет…

— А если Миша с Жоганюком? Или ещё какая-нибудь шишка?

— Мы же не знаем, кто так пошутил. Может омоновцы… или Лавриков.

— Кстати, может их обоих позвать? — повернулся Рябинин к Катаеву.

— Давайте выпьем, Сергей Алексеевич, — Косте очень хотелось вмазать, чтобы окончательно растопить полные остатки стресса, — вздрогнем и схожу… Только, вон, подрывника этого с собой возьму…

И понеслась душа в рай. Опера выпили, потом ещё и ещё. И еще. Солдатиков с непривычки разнесло так, что минут через сорок их уже укладывали спать на свободные койки.

Вспомнив о своём обещании сходить за Кутузовым и Лавриковым, Костя выволок из-за стола Кочура и они, нетвёрдым шагом, двинулись по тёмному коридору. Кочур, пробираясь первым и бормоча «где-то здесь, рядышком», в итоге своротил свою растяжку, учинив несусветный грохот от которого у него случился приступ икоты.

Кутузов и Лавриков, не ломаясь и не жеманясь, приглашение приняли. Вновь приглашенные на сабантуй выпили полумерно и аккуратно. С ходу урезонили разгулявшихся оперов, напомнив, что Куликов уже в Моздоке и завтра до обеда будет в расположении Центра.

Набравшийся Бескудников принялся проповедовать философию пофинизма, открыв диспут на тему: «Кто такой Куликов и что он мне сделает?» По причине того, что Бес на каждой пьянке поднимал подобные темы, внимания на него никто не обратил и вопрос, трансформировавшись в риторический, повис в воздухе.

Катаев, завладев магнитофоном, принял на себя функции ди-джея и начал миксовать, выстраивая музыкальный фон. Кочур, в очередной раз предлагал всем потягаться с ним на руках, но не нашёл поддержки. В конце концов, тяжесть выпитого, достигнув дна памяти, ворохнула воспоминания о Сашке Таричеве. Лавриков и Кутузов, к этому времени откланявшись, ушли к себе. Бес, прихватив со стола пол-пузыря, отправился на поиски собеседников в другие подразделения.

Гапасько и Липатов привычно расположились перед телевизором, осоловело пялясь на голые задницы порноактрис. На кухне остались лишь Рябинин, Долгов, Поливанов и Катаев, затеявшие пьяно-тяжелый разговор о памяти, мести и мужских понятиях. Кочур, мельтешащий между телевизором и кухней, в разговоре участия не принимал, появляясь лишь в момент розлива спиртного по посудинам. Разговор, как часто бывает в таких случаях, побродив по многочисленным примерам из жизни и, зацепив краем теорию борьбы добра и зла, зашел в тупик.

Один за одним из обоймы беседующих выбыли Катаев, Поливанов, Долгов. Рябинин, оставшись в одиночестве, смолил сигарету за сигаретой, задумчиво глядя в серую стену и не слыша «охов» и «ахов» доносившейся из телевизора порнухи. Опрокинув остатки водки на дне кружки и, удавив последний окурок в консервную банку, майор с непонятной злостью, катнув желваки, выцарапал ножом на деревянной столешнице цифру «8». Распрямившись над столом, он резким ударом, вогнал нож в зарисовку и, хрипло шепнув: «Мало, бл… ь!» вышел из кухни. Проплыв сквозь туман сигаретного дыма, не глядя на телевизор и не пожелав страстотерпцам счастливой ночи, Серёга, прямо в одежде, завалился на кровать и мгновенно заснул.

С утра, отдышав на планёрке перегаром и выслушав установки на день, большей частью, связанные с приездом руководства, опера разошлись по своим делам. Их состояние нестояния Жоганюк не заметил.

Липатов и Гапасько спустились на первый этаж, в рабочий кабинет оприличить розыскные дела, Поливанов с Кочуром направились в прокуратуру с целью сезонного сбора ненужных бумаг для наглядной демонстрации проделанной работы. Дежурившие в этот день Катаев и Долгов зашли в дежурную часть объявиться и узнать текущее состояние обстановки.

В целом, весь Центр Содействия напоминал муравейник, в который малолетний дебил сунул толстую палку. Поднявшись ещё в шесть утра, штабные носились по этажам комендатуры и между подразделениями, отдел обеспечения полным составом мёл двор, остальные — стоявшие не постах, несмотря на жару, были обряжены в каски, бронежилеты, плотный уставной камуфляж и высокие шнурованные ботинки. В обычные дни эти парни представляли собой смесь Рэмбо, Арнольда из «Коммандо» и лейтенанта Тарасова из «Зоны особого внимания».

Подразделение МОБа в своих кубриках дожидалось прихода вэвэшной бронетехники, чтобы выдвинуться на показательную зачистку мини-рынка на Первомайке.

ОМОН готовился к сопровождению водовозной машины, одним отделением тусуясь около «Урала», другие два наводили порядок в кубриках.

На этом фоне верноподданического ожидания высших сил, Бескудников и Рябинин, негромко посетовав на отсутствие в столь ранний час пивной палатки, с исключительным цинизмом завалились на койки в кубрике досыпать.

К обеду, когда утренняя суета улеглась и жизнь Центра вошла в привычную колею, во двор въехали навороченная (кондиционер, стробоскопы, мигалка, кенгурятник) «Газель» и БТР сопровождения. Приехавший полковник Куликов, подтянутый и свежий, молодцевато выскочил из-за отодвинутой дверцы.

Вытянувшийся перед ним рядок руководителей Центра, был представлен докладом Жоганюка. Выслушав его, Куликов быстро пожал всем руки, коротко представил приехавших с ним двух офицеров Мобильного отряда — бурдюкообразного подпола и «чахоточного» капитана, съёмочную бригаду НТВ — бородатого оператора и, спортивного вида, одетую в стиле «милитари», девушку. Отдав команду старшему сопровождающего БТРа, он прошел со всеми приехавшими и встречающими в здание комендатуры.

Проспавшиеся Рябинин и Бескудников, наблюдали эту сцену, сидя на скамеечке при входе в жилое здание.

Дежурные опера Катаев и Долгов выехали на обнаруженную в районе Университета, сгоревшую «пятёрку». По большому счёту, это событие можно было оставить без внимания прокуратуры и Центра Содействия, если бы автомобиль не был изрешечен пулевыми пробоинами калибра 7,62, а в фойе восстанавливаемого Университета не лежало бы два обгоревших трупа.

Другие оперативники, проявив минимальную политическую лояльность, исправно строчили бумаги в рабочем кабинете.

Оживившийся от приезда незнакомый девушки, Бескудников отлип от стены и посмотрел на, вытянувшего в полудрёме ноги, Рябинина:

— Серый, чего за тёлочка?

— Жена Куликова, — лениво, не открывая глаз, процедил тот.

— В натуре, что ли? — изумился Бес, стряхнув остатки расслабухи.

— Да откуда я знаю… — Рябинин открыл глаза. — Оно тебе надо? Кто? К кому? Какие сиськи?

Бескудников встал и назидательно гляда на Сергея торжественно произнес:

— Вот, не дай Бог, до такого дожить. Только не дай мне до такого дожить. За месяц впервые живую русскую тёлку увидеть и… А-а-а… — он махнул рукой, — на разведку схожу…