– Сколько раз повторять? Я не могу все делать сам! – грубо сказал парень и поменял телефоны местами. При этом изменился и его тон. – Ну конечно, конечно! Мы делаем все возможное, синьоре! Уверены: к концу второго акта директор получит ответ!

Он ненадолго отодвинул от себя мобильный, потом им же широко перекрестился, послушал еще немного и сказал: «Встретимся на месте!» После чего засунул оба телефона в карман пиджака и, глядя на стоящих перед ним мужчин, выдал:

– Я живу в цирке. Работаю в цирке. Среди хищников. Чем я могу вам помочь?

– Мы ищем помощника режиссера, – сказал Брунетти, даже не пытаясь представиться.

– Его все ищут, tesoro![86]

Парень развернулся и ушел.

– Однажды я сказал своей матери: как это, наверное, прекрасно – быть киноактером, – проговорил Вианелло с каменным лицом.

– А она?

– А она ответила, что сожжет себя заживо, если еще раз это услышит.

– Мудрая женщина, – заметил Брунетти.

И посмотрел на наручные часы. Без четверти восемь.

– Думаю, лучшее, что мы можем сделать, – это встать по разные стороны сцены, друг напротив друга, – сказал комиссар. – Флавия предупредила меня, что из костюмерной на сцену и обратно ее сопровождает пара охранников.

Брунетти спросил у подошедшей к ним женщины в джинсах и наушниках:

– Как пройти к сцене?

– Идемте, я вам покажу, – ответила она, даже не поинтересовавшись, кто они и почему здесь находятся.

Очевидно, если уж ты переправился через Стикс, никто не станет оспаривать твое право находиться в аду…

Женщина зашагала вперед, Брунетти с инспектором – следом за ней. По коридору, потом – в дверь, вверх по лестнице, по другому коридору с множеством дверей по обе стороны, и наконец они спустились на один лестничный пролет.

– Avanti! – сказала женщина, указывая направление.

Открыла дверь и… пропала.

Освещение здесь было похуже, но впереди послышались голоса. Полицейские двинулись на звук. Брунетти шел первым. Он уже подумывал о том, чтобы включить фонарик на мобильном, но потом притормозил на пару секунд, чтобы его глаза привыкли к полумраку. Пройдя еще немного, Брунетти увидел широкую противопожарную дверь, открыл ее и попал в пространство, полное приглушенных звуков и исчерченное полосами света.

Он не сразу догадался: каким-то чудом они все же попали на арьерсцену, в ту ее часть, которая находится дальше всего от оркестровой ямы, и теперь стояли с правой стороны. Брунетти осмотрелся и узнал внутреннее убранство церкви Сант-Андреа-делла-Валле, со строительными лесами, ведущими к площадке перед незаконченным женским портретом. Также здесь стояли два ряда церковных скамеек и имелся алтарь с висящим позади него, на стене, огромным распятием. Тяжелый занавес, отделявший сцену от зрительного зала, был опущен.

Брунетти попытался вспомнить, выходит Тоска на цену справа или слева, и не смог. В любом случае до ее появления еще далеко и они успеют занять наиболее выгодную позицию. Знать бы еще какую…

– Ты останешься на этой стороне, а я пойду туда! – произнес комиссар.

Вианелло глазел по сторонам с таким видом, будто его попросили запомнить расположение декораций и потом написать об этом отчет.

– А мне вас будет видно? – спросил инспектор.

Брунетти прикинул расстояние, потом вспомнил либретто Тоски. Весь первый акт проходит среди этих декораций, так что им с Вианелло нужно всего лишь выбрать две точки, чтобы видеть друг друга и, разумеется, сцену. Акт второй – кабинет Скарпиа; акт третий – крыша замка Сант-Анджело: лестницы, стена, возле которой расстреляют Каварадосси, и низкий парапет, с которого Тоска прыгнет в небытие. Брунетти понятия не имел, где им с напарником лучше разместиться. Может, рядом с помрежем, если его все же удастся разыскать? Ведь это он контролирует происходящее, каждую секунду спектакля.

– Можем слать друг другу эсэмэски, – сказал Брунетти, чувствуя себя довольно глупо. Кто знает, возможно ли это за кулисами? – Стой тут, а я попытаюсь пробраться под леса.

– Значит, мы ищем женщину? – спросил Вианелло.

– Фредди видел женскую руку, да и все, что нам удалось узнать, указывает на представительницу слабого пола, – ответил Брунетти. И, предваряя вопрос инспектора, уточнил: – Подозреваемая – француженка тридцати четырех лет, высокая, хромает. Других сведений нет.

– А что ей нужно, известно?

– Только ей самой и Господу Богу, – сказал Брунетти.

Потрепав Вианелло по плечу, он направился к лесам. Но не успел сделать и пары шагов, как на него зашикали с двух сторон, а еще одна молодая женщина в наушниках подбежала к комиссару и утянула за руку назад, туда, где стоял его коллега.

– Полиция, – сказал Брунетти, этим и ограничившись. – Мне нужно перейти на другую сторону.

Он выдернул руку. Без церемоний и расспросов женщина схватила его на этот раз за рукав и, быстро шагая в своих теннисных туфлях, повела комиссара куда-то влево. Проскользнула за фанерную декорацию, изображавшую алтарь и заднюю стену церкви, а оттуда – наискосок на другую сторону сцены. Остановив Брунетти на расстоянии метра от строительных лесов, к которым он так стремился, женщина попросила его стоять смирно и ушла.

Комиссар пробрался за леса так, чтобы его не было видно ни зрителям, ни актерам на сцене. Через прорехи в фанерной конструкции он посмотрел в сторону Вианелло. Тот вскинул руку, показывая, что тоже его видит.

Из-за занавеса доносился гул зрительного зала, низкий и тихий, как плеск набегающей на берег волны. Мужчина в наушниках с микрофоном выскочил на сцену, поставил у подножия лестницы, ведущей к портрету, плетеную корзинку для пикника, повернулся и, легко пробежав через площадку, исчез за решетчатой дверью cappella[87] семьи Аттаванти.

Шум в зале постепенно затихает и наконец прекращается совсем… Волна оживленных аплодисментов, за которой следует долгая пауза. И вот они, пять зловещих аккордов, начинающих оперу! Взлетает занавес, и напряженная музыка сопровождает появление пленника, бежавшего из темницы, от злодея Скарпиа… Следом выходит ризничий, за ним – художник Каварадосси…

Брунетти принял более удобную позу, зная, что ему придется стоять еще целый акт. Попытался осторожненько опереться спиной о горизонтальную перекладину лесов. Посмотрел на Вианелло, потом на певцов на сцене. Шло время, и знакомая музыка убаюкивала – она доносилась сюда гораздо более приглушенной.

Насчет дирижера Флавия была права: оркестр запаздывал, даже в первой арии тенора. Время от времени Брунетти поворачивался по широкой дуге, осматривая сцену и те части закулисья, которые были доступны его взгляду, на предмет кого-то или чего-то, чего там быть не должно. Женщина в наушниках внезапно появилась рядом с Вианелло, однако они словно не замечали друг друга.