к себе в интернат проявлять плёнку, а Шелестов вернулся в отделение. Время пока было, поскольку проявка и печать фото займёт весь день.

Рано утром Антон забрал у дежурного пакет, оставленный ему мальчишкой, и вошёл в свой кабинет. Включил свет, аккуратно повесил куртку на плечики в шкаф и подошёл к своему столу. Засунув руки в карманы, он стоял, покачиваясь с каблука на носок и обратно.

– Так, ладно! Начнём! Хода назад уже нет.

Шелестов вернулся за свой стол и решительно снял трубку телефона внутренней связи с дежурным.

Через десять минут в дверь кабинета постучали.

– Разрешите!

– Заходи!

В кабинет зашёл сержант Эльдар Габозов в форме.

– Присаживайся.

Он присел на стул около стола Антона и положил шапку себе на колени.

– … В общем, давай поступим так, Эльдар. Тебе надо сделать выбор, непростой, прямо скажем, для тебя весьма тяжёлый и последствия этого выбора буду зависеть только от меня. Поэтому я настоятельно тебе рекомендую сдать мне этого «оптовика» с потрохами, как говориться. Всё, что тебе о нём известно. Имя, где живёт, каким транспортом пользуется, и способ связи с тобой. Надеюсь, есть такой?

Габозов кивнул головой в знак согласия.

– Отлично. Приятно, когда тебя понимаю сразу и не задают глупых вопросов. Сейчас берёшь лист бумаги и всё излагаешь быстро и сердито. Подписи не ставишь, мне это не надо. А эти фотографии можешь оставить себе на память. У меня их много. Кстати, когда у тебя истекает срок милицейского контракта?

– Через месяц.

– Отлично, постарайся на этот срок заболеть, в общем, придумаешь легенду, но я в отделении тебя больше не вижу, понял? И сегодня же, или завтра утром, крайний срок для тебя, поедешь к нам в кадры РУВД и напишешь рапорт на увольнение. Причину укажи сам. Вопросы есть?

– Я всё понял.

– Отлично, располагайся за столом напротив меня и давай вперёд!

Сержант обречённо встал, перешёл за стол Александра Маркова и сел напротив Антона, опустив глаза. Он, в свою очередь, кинул ему через стол лист бумаги и шариковую ручку.

Шелестов спокойно наблюдал, как Габозов начал быстро писать мелким, убористым почерком, хотя внутри у него всё кипело.

– Хоть бы застрелился бы от позора, ублюдок! – Антону вдруг пришла не совсем адекватная мыслишка.-тогда бы память о себе хорошую оставил бы. Хотя нет, этот стреляться не будет. Сам, родом из какого ни – будь далёкого аула, вырос в навозе, истинный колхозник, мать его. А в столице решил вот таким образом подняться, на слезах и крови других, включая москвичей и москвичек.

Словно почувствовав закипающую внутри Шелестова ненависть, сержант вдруг перестал писать, и посмотрел ему прямо в глаза.

– Может тебя грохнуть прямо здесь и сейчас, и дело с концом. Скажу, что застрелился. Чего бумагу-то переводить, и так её не хватает! – свистящим шёпотом процедил Антон.

– Габозов опустил глаза и застрочил ещё быстрее.

– Ладно, живи, пока. Будем считать, что тебе крупно повезло.

Никакой жалости к нему Шелестов не испытывал, даже наоборот, появилось чувство брезгливости к этому предателю. Вообще, Антон заметил за собой, что такое понятие как вера в людей, с каждым месяцем и годом работы в уголовном розыске для него становится всё более чем-то абстрактным.

Через тридцать минут томительного ожидания, милиционер всё – же закончил своё эссе и через стол передал Шелестову три листа писчей бумаги.

Антон аккуратно скрепил их простой канцелярской скрепкой и начал читать.

– Так! Кто это? Самвел Ишханович Байрамов, проживает у нас в гостинице, так…! Машина, марка, номер, это я знаю. Ага, вот! Домашний адрес его сожительницы и телефон. Ясно! Ладно!

– Габозов! Вот что я не увидел в твоём признании: как ты познакомился с Байрамовым и где?

Милиционер сидел, сцепив руки перед собой и навалившись на них грудью. На лице отчётливо было видно состояние паники.

– Меня познакомила с ним Дарья Капитонова, путана с «Войковской», работает по нашей гостинице «Южная», в основном по югославам, сестра у неё ещё здесь живёт на улице Панфёрова, зовут Ольга.

– Понятно! А когда это было?

– В прошлом году, осенью.

– Ладно, всё, свободен.

Ни слова не говоря, Габозов сам открыл дверь кабинета и задом выскочил в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Настоящая мразь! – Шелестов по привычке откинулся на спинку стула и сцепил руки за головой, и закрыл глаза.

«Компромат – это достаточно надежная гарантия собственной безопасности и вполне достойный предмет торга у разумных людей. В этом вся соль, только в этом, и ни в чем другом!» – он не помнил, откуда его память извлекла эту фразу, но она ему очень нравилась.

Видеомагнитофон «ВМ – 12».

Помимо дежурств, количество которых возросло втрое, рассмотрения материалов и раскрытия преступлений, всевозможных отписок по справкам по делу и без, были ещё поездки на совещания, участие в различных рейдах, выполнение поручений следователей, постановка на учет преступного элемента, профилактика преступлений и секретная работа, которая составляла подводную часть айсберга, так сказать незримую. Шелестов ко всему вышеперечисленному относился философски, считая эту работу частью того большого и нужного дела, которым он занимался, работая оперуполномоченным уголовного розыска.

Красный телефон внутренней связи, стоявший у меня на столе, забился в истерике. Еле поймав трубку, он приложил её уху.

– Антон, – у нас мошенничество, прими терпилу. Он сам к нам прибежал.

– Давай, гони его ко мне.

Через минуту в кабинет виновато зашел молодой парень, держа под мышкой большую коробку. По его лицу сыщик сразу понял, что жертвой мошенничества он стал совсем не случайно. Преступники все же тоже являются неплохими физиономистами, выбирая из многочисленной толпы именно того человека, которого нужно.

Поставив коробку на пол, парень скромно сел на стул.

– Вот, – произнес он глухим голосом.

Коробка была из – под фирменного отечественного видеомагнитофона «ВМ – 12», производства Воронежского завода. Эти видики продавались на территории Шелестова, в фирменном магазине «Электроника», Ленинский проспект, дом 85. Антон встал со своего места и подошёл к коробке. Аккуратно открыв коробку, он все сразу понял. Если бы не искреннее горе парня, он бы рассмеялся. В коробке вместо видика нагло лежала пара кирпичей, для равновесия по бокам плотно укрепленная брусками белого пенопласта.

Шелестов достал бланк объяснения и ручку.

– Как зовут?

– Меня?

– Нет, видеомагнитофон!

– ВМ-12!

Антон откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел в лицо потерпевшего. Он подумал, что парень шутит… Парень не шутил. Шелестов вздохнул.

– Ладно, ваша фамилия, имя, отчество, год и место рождения, адрес прописки? Понятно?

– Да! Белоконь Сергей Сергеевич, 25.06.60 года рождения, Москва, улица Витебская, дом четыре, квартира шесть.

– Сколько денег отдал?

– Тысячу пятьсот рублей.

– Так, его цена в магазине – тысяча двести пятьдесят рублей. Таким образом, вы переплатили двести пятьдесят рублей? Как это получилось?

– Пошел в «Электронику». Хотел видик купить. Но там всё по записи на много месяцев вперёд. Стоял, думал, что делать, а тут парень подходит, хорошо одетый, хочешь, говорит, видик свой уступлю, только накинь мне ещё двести пятьдесят рублей сверху. Деньги, мол, срочно нужны на новую машину. Я, конечно, согласился. Тогда он протянул мне руку и назвался Эдиком, я руку пожал и тоже назвался. Мы с ним вышли на улицу и вошли во двор магазина. А там стоит старая «Победа». Я ещё подумал, как же он на ней ездит, машина вся сгнила. За рулём ещё один парень сидел, лицо я не запомнил. Вдруг смотрю, открывается задняя дверь магазина и оттуда выходит парень и несёт в руках видик. Эдик говорит, давай, мол, деньги, а то проверить видик не дадут и оформить бумаги. Я передал полторы тысячи рублей. Водитель тоже вышел из машины и присоединился к ним. Я видел, как Эдик открыл коробку, смотрел какие-то бумаги. Потом водитель и тот, кто принёс видик, вернулись в магазин через заднюю дверь, а Эдик запечатал коробку скотчем, поставил её рядом со мною на сиденье и сказал, что ребята пошли