В этот вечер заваривали чай. Пусть основную массу местной флоры составляли поля окали, тут и там иногда можно было найти прогалину, на которой пышным цветом росли причудливые травы и многочисленные цветы, от количества которых рябило в глазах. Ниля особенно приходила в восторг с цветов-шариков на высоком стебле, синими звездочками горящих на фоне темно-зеленой поляны. Она нарвала целую охапку, и пару дней они сушились на бельевой веревке, что была растянута над крышей одной из повозок.

— Ну во-о-от… Пейте, это вкусно! Пейте! — Ниля, кажется, чуть ли не светилась от радости, когда случайно оказывалась полезной.

Люба припала губами к глиняному пиалу, осторожно пробуя горячий чай, и, не сдержавшись, шумно, удовлетворенно вздохнула.

— Сладкий! — ахнула она. — Сюда бы чабрец…

— Неплохо, неплохо, — причмокивал большими губами Цуйгот. — Не темильский соль-ча, конечно, но неплохо.

Один только Ар, как и все вечера до этого, отказывался принимать участие хоть в чем-либо. Люба осторожно пододвинула к нему пиал с ароматным напитком, но он лишь раздраженно буркнул, зарываясь маской в плащ.

— Ну Ар, не обижай меня и Нилю, — хитро улыбнулась Люба, подсаживаясь поближе. — Мы ж тебе это еще несколько дней припоминать будем. Да, Ниль?

Девочка уверенно, резко кивнула.

— Отстань от меня.

— Не отстану. Попробуй, ворчун престарелый.

— И ты отстанешь?

— И я подумаю.

Он тяжело вздохнул, снимая маску. Ей, впрочем, и так уже нужен был отдых, да и отверстия на затылке самого Ара, по его словам, побаливали от долгого ношения лица. Люба аккуратно подала ему пиал, убедившись, что слепой воин как следует удерживает его, и уставилась на мужчину с нескрываемым интересом.

Ар принюхался, недоверчиво изучая варево. На каждой остановке он соглашался есть только простые продукты вроде хлеба или солонины, отказываясь от любой приготовленной пищи, и чай не был исключением для его подозрительности. Наконец, он прильнул пересохшими губами к пиалу, пробуя. Пытаясь после этого состроить морду кирпичом, он лишь больше выдавал свое наслаждение, которое, по-видимому, считал признаком слабости.

— Ну, что скажешь? — Ниля подалась вперед, настойчиво требуя ответа. — Ну, ну?

— Мхм… Да, не хватает этого… Чибри…

Люба невольно прыснула.

— Сам ты чибри! Чи-и-ибри!

— Да не разбираюсь я в ваших травках! Отвяжись! — у воина стыдливо покраснели щеки и кончики заостренных ушей. Он одним глотком закончил чаепитие, и, пытаясь защититься, неумело выпалил в ответ: — Сама ты… Мыбри!

— Чибри и мыбри, — еще сильнее прежнего засмеялась Люба. — Уах-ха-хах! Чибри-мыбри!

— Отвяжись, все! Сама обещала! — буркнул Ар, укутываясь в плащ. — Я сплю.

— Спи, спи, — умхыльнулась она в ответ. — Чибрик.