– Ну гляди. – Дед, кряхтя, полез в подсобку, за «припасом».

На закате Алекс сидел на своем заветном месте, слушая, как плещутся о берег мелкие волночки, как на небольшом костерке вкусно побулькивает уха. Бутылку он выпил в три приема. Словно это была не водка, а какая-нибудь минералка. Но хмель так и не взял и желанной легкости в мыслях не появилось. Только ноги налились тяжестью, а мысли продолжали носиться в голове тяжелыми бильярдными шарами. Как в старом фильме про «неуловимых». Когда один из шаров был бомбой. А в его голове они все были бомбами. Вот что, что теперь делать? Бежать? Прямо завтра, не дожидаясь… Не дожидаясь – чего? Встречи со своим собственным сыном? Нелепица какая-то. А если Егор не узнает отца? Посмотреть на повзрослевшего отпрыска и так все и оставить? Или рассказать ему все? Поверит? Ведь история дичайшая, как ее ни поворачивай, под каким углом ни рассматривай. Бомба в бильярдном шаре.

Над лесом повисла толстая, желтая, как тот бильярдный шар, луна. Реку, лес, дотлевающие остатки костерка, его самого – все накрыла по-летнему прозрачная ночная тьма. Ветер, плескавший в берег ленивую воду, окончательно стих. Только сычи ухали за рекой да какой-то невидимый ночной зверек иногда шуршал в кустах. Должно быть, та самая ежиха, про которую сегодня говорила Дашута. Костер почти дотлел, уха превратилась в кашу на донышке котелка, а Алекс все следил за черными тенями на реке. Алекс? Да нет, Денис. Это Денис Воронцов глядел в обманчивые лунные тени, в бездонное, тоскливое небо, с которого тревожными огнями мигали крупные звезды.

Он через силу расстелил в шалаше спальник, спустился к реке, выплеснул в кусты – для неизвестного ночного зверька – рыбную кашицу, отдраил котелок прибрежным песком и набрал в него воды. Знал, что проснется от жажды.

Надо поспать. Это единственное, что можно сейчас сделать, только в этом есть хоть какой-то смысл. Все равно ничего путного в голову не приходит.

Он закрыл глаза, надеясь, что усталость возьмет свое и спасительный сон прекратит безумную пляску «бильярдных шаров» в голове… И словно взрыв залил ослепительным светом темное пространство там, под веками. Да. Так. Мертвенный лунный свет. Мертвое женское лицо. Задранный подбородок, оскаленный в последнем крике рот с синими губами. Один глаз смотрит в сторону, в другом – нестерпимо яркий лунный блик. Зрачка нет, закатился.

То самое лицо, что он увидел сегодня на смазанной ксерокопии анкетного снимка.

Подскочив, он больно ударился головой – шалаш был низкий, по пояс.

Черт!

Но это же бред! Ведь он сам закопал, да еще и камнями, от шалого зверья, закидал это изувеченное рекой тело. Вон там, дальше, за скалой ее безымянная могила. Что же за звезды, что за взрывоопасные бильярдные шары скачут в его судьбе?

Нет. Завтра, все завтра…

Иван Ипполитович оглядывался с таким видом, словно оказался в Инзере впервые:

– Поверишь, вроде только вчера я тут был, а все, все другое.

– Ну, три года назад – это не вчера все-таки, – рассудительно заметила Маша. – Деревья подросли, дома обветшали, люди… люди, наверное, постарели. Мы в гостиницу сейчас? Или… У вас ведь тут, надо думать, знакомые какие-нибудь остались…

Баскаков думал: как все-таки повезло, что он купил тот журнал. Он любил «про путешествия», но свежего National Geographic еще не было, пришлось взять этот. А там, в репортаже об «экстремальном отдыхе», прямо на развороте – здрасьте! Алекс Смелый собственной персоной! Нет, в репортаже не говорилось, что это Смелый, но Баскаков-то его узнал, хоть и кадр был не в фокусе. И надо же – не где-то под пальмами на Мальдивах, а вот тут, практически под боком. Может, как раз за деньгами приехал? Тогда побоялся всю сумму через границу тащить, а сейчас все поуспокоилось. Ну вот мы у него и спросим. Машу он взял с собой для прикрытия. У него-то самого на лбу написано, что из органов, сразу настораживает. А так он прикинется, что с племянницей, и никаких подозрений не вызовет. Так что никаких старых контактов он, разумеется, восстанавливать тут не собирается.

Баскаков покачал головой:

– Все мои здешние знакомые, как и я, на пенсии уже. И не здесь, удрали в разные теплые края. Это те, кто половчее, умел устраиваться. Ну а прочим – кому как повезло.

– В смысле? – не поняла Маша. – Что с ними? С прочими? Кто в теплые края не удрал?

– Да, должно быть, уж померли все. – Он махнул рукой. – Ты вот знаешь, сколько в среднем живет в нашей стране мужчина?

– Да как-то не интересовалась, – отозвалась она. – Вроде рано мне еще о таком задумываться.

– Задумываться, Машенька, никогда не рано, – назидательно сообщил Иван Ипполитович. – Так вот. Живет наш усредненный мужичок пятьдесят девять лет[8]. Что это значит? – Иван Ипполитович, покряхтывая, вскинул на плечи рюкзак, слегка присел под его тяжестью и сам себе ответил: – А значит это, рыбка моя, ровно одно: что шансов дожить до пенсии у этого усредненного мужичка не так уж много. Поэтому никаких таких старых знакомых искать мы не станем. И, кстати, ни в какую гостиницу не пойдем, ибо тоже незачем, лишние траты. А поедем-ка мы, Машенька, сразу на базу. Вот только червячка где-нибудь найдем заморить и туроператорам нашим отзвонимся. Правильно я их назвал, рыбка моя?

– Нет, неправильно, – отозвалась «рыбка». – Туроператоры сидят в турагентстве, путевки продают, маршруты составляют, места бронируют.

– А эти, здешние, тогда кто? – Баскаков повертел головой как бы в недоумении.

– Принимающая сторона, – усмехнулась Маша, подумав, что ее спутник специально изображает из себя простоватого дедулю, ничего не понимающего в современных реалиях. Все он отлично понимает, но – притворяется недалеким. Чтобы внимания меньше обращали, должно быть. Кому нужен туповатый старый пень?

– Понял, – кивнул «старый пень». – Сейчас наберу. – Он пощелкал кнопками простенького мобильника. – Алле! Катерина Ивановна? Это Баскаков… Да, с Марией, с племянницей, как договаривались… Уже прибыли, да… да… понял… да… Отлично. Договорились. – Нажав кнопку отбоя, он довольно подмигнул «племяннице». – Голос такой гостеприимный, и вообще обхождение. Приятно иметь дело с предупредительными людьми.

– Нас что, ждут уже? – уточнила Маша.

– Больше того, за нами приедут. – Он воздел палец, увенчанный кривоватым желтым ногтем, и улыбнулся. – Знаешь такое старинное русское слово – трансфер? Вот только запамятовал я, кто его первым в обиход ввел, Ломоносов али Пушкин наше все Александр Сергеевич.

– Вы все шутите, да? А я голодная, как… как стадо… кого? – Маша с надеждой огляделась, но кроме развалившейся с самым безмятежным видом на солнцепеке лохматой дворняжки никакой другой живности окрест не наблюдалось.

– Как стадо диких верблюдов, – подсказал Иван Ипполитович. – Или антилоп, они посимпатичнее будут. И не плюются опять же. Тоже плюс. Пойдем, антилопа моя, наша хозяйка сориентировала меня на местности. Тут рядом кафе с домашней кухней. Кстати, там уже и попутчики наши нарисовались.