Затем Командор вспомнил об одной странности – в докладе одного из наблюдателей было сказано, что ему показалось, будто за русским историком следил не он один. Но из боязни упустить объект проверить свои подозрения наблюдатель не смог. Так кто же за ним шел? Полиция? Это вряд ли. Хм, может, наблюдатель всего лишь перегрелся на солнце? Как бы там ни было, надо всех предупредить, чтобы держали ухо востро – не хватало только привести за собой хвост прямиком в орден.

* * *

Дверь открыла полная блондинка лет шестидесяти пяти.

– Милок, тебе чего? – Затем, цепким взглядом изучив Лучко, она спросила, глядя на его шрам: – Это кто же тебя так? Свои или небось менты отделали?

Поняв, что свое удостоверение гражданке Хиляевой с порога показывать не стоит, следователь решил действовать по ситуации. Он небрежно привалился к косяку, сунул руки в карманы и, для пущего эффекта цыкнув зубом, спросил:

– Мать, как мне Саню найти?

Женщина всплеснула руками:

– Ты что полегче спроси. Сынуля мой, можно сказать, с прошлого века не заявлялся. И все его друзья, кстати, про это знают.

– Я, понимаешь, только что с курорта… э-э… откинулся.

Еще раз с подозрением оглядев гостя, Антонина Ивановна Хиляева все же впустила его в квартиру.

Лучко сразу обратил внимание на кучу новой, еще пахнущей магазином бытовой техники: телевизор в пол стены, холодильник шириной метра в полтора, весь утыканный цветными дисплеями и больше похожий на компьютер, а также гора еще не распечатанных коробок.

Дорогая электроника резко контрастировала со скромной квартиркой. Однако краденым здесь, похоже, не пахло. Скорее это было похоже на склад подарков, преподнесенных любимой маме вставшими на ноги детьми.

«А ведь братья Хиляевы были здесь, и совсем недавно», – подумал следователь.

– Долго загорал-то? – уточнила Хиляева.

– Десять лет, почитай, отдыхал.

Неожиданно женщина расхохоталась.

– А вот тут ты врешь. Я много ребятишек перевидала из тех, что, как ты говоришь, только что «откинулись», и никто из них не мог похвастаться таким цветущим видом, как у тебя. Да ты же небось лопату отродясь в руках не держал? Говори, зачем пришел, а то ментов позову.

– Дык мы уже здесь, – не выходя из образа, сообщил хозяйке Лучко и достал из кармана удостоверение.

Глаза Хиляевой сверкнули ненавистью.

– Чего приперся, мусор поганый? А ну мотай отсюда!

И хозяйка схватила с обеденного стола нож размером с хороший мачете.

Следователь счел благоразумным отступить к двери. Ему пришлось пятиться задом, чтоб ни на секунду не терять из виду руку Хиляевой, размахивающую ножом.

– Зря вы так разнервничались, Антонина Ивановна. Я всего лишь хотел справиться о Саше с Сережей. А то у нас в МУРе народ волнуется, понимаете ли. Живы ли пацаны, здоровы? Как себя чувствуют? И, кстати, где живут?

Последний вопрос, впрочем, был совершенно риторическим. Едва войдя в комнату, следователь сразу заметил еще один недавний подарок – расписную керамическую тарелку, висевшую на стене. Тарелка выглядела новехонькой – дарители не удосужились даже ценник отодрать. Керамику украшал довольно грубо намалеванный фрагмент картины Эль Греко «Толедо в грозу».

* * *

Поставив обнаженные ступни на прохладный каменный пол, Глеб медленно сжимал и разжимал пальцы, натертые во время многочасовой прогулки по жаре. В руке он держал коробку со значком Рамона. Рассматривая ее в косых лучах заходящего солнца, Глеб заметил на обратной стороне едва различимую надпись. Похоже, что писали не на самой коробке, а на листе бумаги, лежавшем сверху. Судя по всему, у коробки первоначально было что-то вроде суперобложки, которая, к несчастью, не сохранилась. Глеб прищурился и прочитал: Segundo sábado[36]. Хм, что бы это значило?

Он снова принялся вертеть коробку в руке, припоминая, что во время сегодняшних поисков несколько раз испытывал смутное ощущение, что что-то упустил в своем первоначальном видении. Но что?

Не найдя ответа, Глеб зажал значок в кулаке, зажмурил глаза и откинул голову назад. Минуты через три ему удалось расслабиться и сосредоточиться на своих ощущениях. Комната стала медленно погружаться в темноту, затем где-то впереди забрезжил свет.

Целью Глеба было увидеть то, что ускользнуло от его взгляда при первом просмотре. Так киноманы иногда пересматривают знакомые ленты, с тем чтобы уловить незамеченные ранее нюансы или обнаружить забавные киноляпы, по чьей-то рассеянности пропущенные при монтаже.

Сюжет «фильма» был уже хорошо знаком, что позволило сосредоточиться на фоновом изображении, по обыкновению размытом. А вот и дом с калиткой. Минуточку! Что это там за пятно на стене?

После нескольких минут колоссального напряжения, изрядно вспотев, Глеб на исходе сил каким-то чудом все-таки умудрился рассмотреть изображение. Не веря в такую удачу, он на радостях даже захлопал в ладоши. Нежданные аплодисменты спугнули пару влюбленных голубей, выбравших местом свидания мраморный подоконник гостиной.

* * *

Приехав в Сарагосу, Бальбоа сразу же отправился к собору Христа Спасителя, где располагалась резиденция архиепископа. У входа его уже ждал отец Апарисио, любезно согласившийся помочь гостю из Толедо сориентироваться в бездонных недрах архиепископского архива.

После обмена любезностями Бальбоа первым делом расспросил Апарисио о том, знает ли тот о каких-либо нападениях на служителей Церкви в Сарагосе или ее окрестностях. Тот сразу вспомнил отца Перальту, затем, немного подумав, назвал еще одного деревенского священника, без вести пропавшего примерно десять лет назад. С него Бальбоа и решил начать.

Расписавшись в получении бумаг, священник засел за их изучение. По документам выходило, что девять лет назад в местечке под названием Ла-Муэла без следа исчез приходской священник. Поиски ни к чему не привели, тело так и не было найдено. Поскольку пропавший был человеком молодым и весьма привлекательным, основной версией следствия стала месть на почве ревности. Однако никаких доказательств легкомысленного поведения священника обнаружить не удалось, следствие в конце концов зашло в тупик, и дело было закрыто.

Самым примечательным моментом всей этой грустной истории было то, что священника хватились пятнадцатого октября, то есть через два дня после зловещей даты разгрома ордена Воинов Христовых. Это происшествие тоже, несомненно, было связано с событиями, что привели отца Бальбоа в Сарагосу.

Принявшись за дело отца Перальты и убедившись, что история, рассказанная Кирогой, полностью подтвердилась, Бальбоа сделал небольшой перерыв. Он принялся массировать затекшую от напряжения шею, оглядывая высившиеся до потолка стеллажи. Тут взгляд священника упал на многотомную подшивку документов, на корешках которой красовалось латинское название местной архиепархии – Archidioecesis Caesaraugustana[37]. Интересно, знает ли помешанный на древностях Стольцев, что Сарагоса – это исковерканное арабами имя римского императора Августа? Скорее всего, да, ведь этот парень, кажется, всеведущ, как сам Господь. Перекрестившись во искупление этой крамольной мысли, Бальбоа снова углубился в чтение.