Множество беднейших семейств петербургских обывателей жило в мелких квартирках дворовых флигелей, в мансардах, мезонинах и чердаках. На чердаках жилье разрешалось, но заселялись чердаки менее плотно, чем подвалы. Здесь, в мансардах, жило в два раза меньше петербуржцев, чем в подвалах, — всего 22 тысячи (табл. 30).

Таблица 30

Доля мансардного населения Петербурга в 1890 году (см. карту на с. 2–3)

Таблица 31

Плотность заселения квартир по переписи 1881 года (см. карту на с. 2–3)

Как отмечалось в отчетах медицинской полиции: «Все чердачные помещения холодные, со следами сырости на потолке». Но не это было самым страшным. Гораздо больше страдали беднейшие семейства от перенаселения своих маленьких квартир. Так, в окраинных районах почти в каждой десятой квартире проживало более 10 человек в комнате. Показательна таблица 31, где указывается количество живущих в квартире (с указанием количеств окон, что дает представление о размере помещения) и сколько таких густонаселенных квартир всего в городе.

Цифры впечатляют — трудно представить, как могли размещаться десятки человек в одной комнате. И таких квартир по Петербургу насчитывалось более трех тысяч!

Изучавшая положение рабочих в Петербурге врач М. И. Покровская писала: «Очень часто у квартиранта нет кухни, где бы он мог приготовить себе горячую пищу. Очень часто в его квартире нет прихожей, где бы он мог оставить грязь, приносимую им с улицы; нет водопровода, который необходим для поддержания чистоты; нет ватерклозета, составляющего необходимую принадлежность здорового жилища. Неудивительно поэтому, что в этих антигигиенических жилищах постоянно свирепствуют различные заразные болезни».

Это подтверждается и данными переписи 1890 года. Самые неблагоустроенные квартиры находились, естественно, в подвалах, на первых этажах, в мансардах. Чем меньше квартира, тем менее она благоустроена.

Отсутствие прихожей — довольно обычное явление. В однокомнатных квартирах не было прихожей в 92 % квартир, в 64 % 2-комнатных и даже в 33 % 3–5-комнатных квартир. Входили в квартиру с черной лестницы через кухню.

В конце XIX века 53 % однокомнатных квартир не имели кухни. Причем жильцам 7 % квартир было совершенно не на чем приготовить горячую пищу, остальные 46 % имели плиту в комнате или пользовались общей кухней на этаже. В двухкомнатных квартирах кухня отсутствовала в 8 % случаев, в более крупных квартирах — 2–3 %. Большинство квартир без кухни располагалось в подвальных помещениях, их число составляло 40 %, и в мансардах — 30 % от общего количества.

Квартира семьи фабричного мастера. Фото 1906 г.

Во многих маленьких квартирках отсутствовали печи. Отапливались жилища временными чугунными печками, хотя они были запрещены для постоянного пользования, ими официально дозволялось только временно просушивать сырые помещения. А иногда квартира отапливалась лишь единственной кухонной плитой, на которой и готовили пищу.

К концу XIX века водопровод имелся только в 44 % однокомнатных и в 68 % двухкомнатных квартир.

Вот такими перенаселенными, холодными, неуютными, с отсутствием элементарных удобств были маленькие 1–2-комнатные квартирки Петербурга.

В последней трети XIX века все чаще одинокие чиновники, о которых мы начали рассказывать в предыдущем разделе, становились жильцами у своих семейных коллег. Условия проживания — самые разные, обычно: дрова, вода и уборка с натиркой пола хозяйской прислугой комнаты жильца.

Часто жильцу разрешалось утром и вечером пользоваться кипятком из хозяйского самовара, обедал же чиновник тогда в кухмистерской, или приносил еду в судках к себе в комнату, или по заказу ему доставляли ее из кухмистерской. Бывало, что жилец становился еще и «нахлебником» — за плату он получал возможность питаться вместе с хозяевами. Все это создавало иллюзию семейной жизни. А именно в семье петербуржец ощущал себя особенно комфортно.

Значительно хуже, если комнату снимали не в семейной квартире. Как, например, герои романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». «Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками — портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и прочими».

«Раскольников занимал „каморку от жильцов“… Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях, и служившая постелью Раскольникову.

Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу».

А вот описания жилья Сонечки и Свидригайлова из того же романа: «Это была большая комната, но чрезвычайно низкая, единственная, отдававшаяся от Капернаумовых, запертая дверь к которым находилась в стене слева. На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь, всегда запертая наглухо. Там уже была другая, соседняя квартира, под другим нумером. Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели. В углу, направо, находилась кровать; подле нее, ближе к двери, стул. По той же стене, где была кровать, у самых дверей в чужую квартиру, стоял простой тесовый стол, покрытый синенькою скатертью; около стола два плетеных стула. Затем, у противоположной стены, поблизости от острого угла, стоял небольшой простого дерева комод, как бы затерявшийся в пустоте. Вот все, что было в комнате. Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам; должно быть, здесь бывало сыро и угарно зимой. Бедность была видимая; даже у кровати не было занавесок».