есть ли у него двигатели и может ли он зависать в воздухе. Я не успел разглядеть рулей высоты, рулей направления и элеронов. Я вообще мало, что успел рассмотреть…- Старик протянул руку за тетрадью, но грубый человек с красным лицом и потеющим двойным подбородком не спешил ее возвращать.- Все, что я могу сказать… Пххх! Очень странная штука! И явно опасная, чтобы рискнуть на ней полетать… Я не видел дымного следа. Может быть, это планер. Но я сомневаюсь в этом. Я даже представить не могу, что заставляет эту штуковину держаться в воздухе и слушаться команд. Похоже на орнитоптёр, но…

- Это еще что такое?- нахмурился Бёрджес.

Старик в первое мгновение подивился невежеству этих господ, но с ответом не замедлил:

- Орнитоптёры когда-то состояли в летном парке Департамента, но их уже давно нет. Говорят, у кого-то с Набережных остался старый махолет, но, может, враки это все. У этих механизмов есть крылья, как у вашего летуна. Официально в списках департамента рабочих моделей не значится. Но в Уиллабете они есть, да в Льотомне и, насколько мне известно…

- В Льотомне, говоришь?- прищурился Мо и опустил глаза в журнал полетов.- Что значат цифры 17/19 с какой-то там поправкой?

- Это уточнение направления. Градусы.

- Градусы? Это еще что такое?- удивился Бёрджес.

- Что-то научное,- отмахнулся Мо.- И куда уточняют эти градусы?

- Надо сверяться с картами,- начал было старик, но увидев угрожающий блеск в глазах этих неприятных типов, поспешил добавить: - Охват между улицами Харт и Файни – без изменения направления это отрезок в квартал.

- Файни, значит?- Мо не смог сдержать самодовольную улыбку.

Старик поднял с головы фуражку и протер вспотевшую лысину платком, после чего вернул убор на место.

- Подумать только…- сказал он со смесью одновременно неодобрения и восхищения,- летают, и без аэростатов! Вот времечко-то… Где это видано! Исчез как и появился – шмыганул в тучу. Я сходу решил было, что померещилось – из-за согревательной настойки, вы понимаете? А зачем вы его ищете?

- Не твоего ума дела.

- Да, не суй нос.

Грубые любопытствующие вернули аэро-диспетчеру журнал, отшвартовались и последовали дальше, по следу сбежавшего с крыши апартаментов Доббль Фиша.

…У Мо был план, и сведения от старика Брикка подтвердили кое-какие его ожидания. Мысленно толстяк уже потирал руки и едва ли не представлял себе Фиша в кандалах, понурого и несчастного. Сам же он при этом стоял рядом с ним и одаривал проходимца оплеухами и колкими замечаниями. Но на деле все оказалось куда сложнее…

Когда они подлетели к темно-красной кирпичной башне, вырастающей из здания пожарной части Тремпл-Толл на улице Файни, и Тумз попытался причалить к швартовочным мосткам, из рупоров вещателей, установленных под черепичной кровлей, раздался злой и недовольный голос, почти полностью тонущий в скрипе и шуршании помех. И все равно понять, что голос велит им убираться прочь, пока не получили хорошую трепку, не составило труда.

На что Бёрджес и Мо громко заявили, что они являются представителями закона, на какой-то момент выйдя из своих образов, и ткнули в большое круглое смотровое окно башни свои полицейские жетоны. Только тогда им позволили причалить к швартовочным мосткам и войти в рубку через овальный шлюз, предназначенный для прибывших по воздуху.

Несмотря на наличие больших смотровых окон, рубка оказалась темным и мрачным местом. Вдоль всех стен шли панели с различными приборами и датчиками. Напротив каждого иллюминатора была установлена оптическая система наблюдения за городом. Сюда же вела батарея раструбов срочной пневмопочты. По центру круглого помещения располагался спуск на лестницу, огражденный блестящими бронзовыми перилами.

Дежурным пожарным в рубке оказался неприятный тип средних лет с лицом, которое в своей квадратности и угловатости, могло бы поспорить с квадратностью и угловатостью лица Бёрджеса. Разумеется, у пожарника имелись форменные усы (куда же без них). Темно-красный мундир с бронзовыми пуговицами сидел внатяжку на широкой массивной груди, из-под полированной до блеска каски на незваных гостей с порога устремился неприязненный взгляд, а руки в белых перчатках сжались в кулаки.

С пожарными у полицейских были весьма натянутые отношения. По правде сказать, служащие Пожарного ведомства полицейских презирали, а полицейские, в свою очередь, видели в них серьезную угрозу. Все ухудшалось тем, что даже судья Сомм благоволил пожарным и многое им прощал: однажды те потушили его апартаменты еще до того, как огонь успел нанести серьезный ущерб, чем заслужили благодарность обычно такого неблагодарного человека, каким был господин судья. Полицейские же поговаривали, что сами пожарные и подожгли те апартаменты, и все это был хитрый план, чтобы выслужиться. Так это, или нет, точно никто сказать не мог, но вели себя с тех пор обладатели красных мундиров и медных касок так, словно служащие Дома-с-синей-крышей им не указ.

Вот и этот пожарный с порога грубо и резко осведомился, что им понадобилось, и присовокупил ко всему этому недоверчивый, подозрительный взгляд: на констеблях не было формы – это его смутило.

Мо потребовал немедленно вызвать наверх брандмейстера Роберта Кнуггера, и дежурный пожарный нехотя перевел какой-то рычаг на панели, не отводя пристального взгляда от посетителей. Где-то в глубине здания, в нескольких этажах под наблюдательной рубкой, зазвенел колокольчик.

Вскоре наверх поднялся упомянутый брандмейстер, весьма раздосадованный тем, что ему пришлось куда-то тащиться неизвестно зачем.

- Ну, здравствуй, Кнуггер,- усмехнулся Мо.

В летах, но весьма бравый брандмейстер, обладатель расчесанной волосок к волоску пепельной шевелюры и пышных седых усов, недоуменно уставился на толстяка, после чего хмурое и раздраженное выражение его лица изменилось и стало выражением лица человека, вынужденного заедать перченую кашу сырой жабой.

- Бээнкс,- протянул он.- Что тебе здесь нужно?

- Да вот, пролетал мимо,- сообщил констебль.- Решил заглянуть в гости.

Бёрджес знал, что у Мо с брандмейстером Пожарного департамента Кнуггером старые счеты. Они жили по соседству, на одной улице, а у каких соседей нет старых счетов? Мо частенько жаловался напарнику на этого вальяжного и самодовольного увальня, перед которым лебезят все дамы с их улицы, в то время, как самого Мо они все поголовно (он проверял) презирают и старательно не замечают. Ну и что, что Мо подложил некоторым из них под дверь дохлых кошек, но они ведь заслужили: не отвечали на его знаки внимания. Так что же, из-за этого теперь предпочитать ему этого широкоплечего и статного – фу, как будто подобная атлетичность кому-то может действительно нравиться! – пожарника в идеально сидящей темно-красной форме?!